Розовый Дождь

наконечниками по краям. Хотя у них не было доспехов и настоящего оружия, но их было раз в десять больше королевского отряда и они окружили его со всех сторон. В окнах вторых этажей домов и на крышах появились лучники, взявшие на прицел солдат.

– Ты ищешь зачинщика? Знай, это я, Айстульф, сын Айсмута-мельника! – раздался басовитый голос с одной из крыш – там стоял рыжий молодой человек, с не по годам развитым мускулистым телом, в охотничьей зеленой куртке и шляпе с пером и с натянутым луком в руках. – Оставь в покое нашего священника. И убирайся, пока мы не прострелили тебе голову!

Арбалетчики взяли на прицел лучников, спешенные всадники ощетинились копьями и подняли свои округлые бело-черные щиты на уровень лица.

– Ваше Величество! – схватил за руку Гастона рыжебородый Рольф и горячо зашептал ему на ухо – это слишком далеко зашло. Тут может пролиться кровь! Надо решить это дело миром!

Гастон и сам это понимал. Первая волна ослепляющего гнева уже спала и Гастон начинал понимать, что он явно переусердствовал. Но и отступить ни с чем он тоже не мог.

– Слушай, ты, Айстульф – если ты зачинщик – давай слазь с крыши и вместе со священником поедете со мной, в Авалон. Там будет над вами совершен справедливый и беспристрастный суд. А остальные пусть разоружаются и остаются здесь, под домашним арестом – их вина будет определена тщательным расследованием…

– Ты кажется не понял, Гастон – нагло оборвал его юноша. – Эта земля, как и все королевство, тебе больше не принадлежит. Ты – не наш король, ты – ненастоящий король, чернокнижник, самозванец, наш король – это Роланд, который пропал и… нашелся!

С этими словами Айстульф свистнул, и к нему на крышу забрался другой юноша с шестом в руках, на котором развевалось полотнище с изображением… старшего брата Гастона – Роланда – точь-в-точь такое же, как на его портрета в галерее наследных принцев, что в замке Кронбурга.

Взрыв радости охватил ряды мужиков, которые радостно потрясали своим нехитрым вооружением и скандировали: 'Роланд, Роланд, Роланд'…

Внутри у Гастона все внутренности неприятно сжались, пробежался неприятный холодок… 'Неужели, мой брат… Не может быть! Тут что-то не так… Явно не так…'.

Возникла неловкая ситуация. Уйти Гастон, без потери лица не мог, атаковать при таком численном превосходстве противника – тоже, да и пролить кровь простых селян, мужиков… Впервые за десятки тысяч лет, в течении которых земля древнего Авалона не знала войн… А тут ещё портрет его брата…

И в этот момент, откуда – никто не мог бы сказать, да никто и не заметил этого! – раздалось звонкое пение спущенной тетивы, свист и стрела, как рассерженная оса, ужалила прямо в левую кисть руки Гастона, пробив её навылет… Гастон побелел и со стоном схватил правой рукой левую кисть…

И тут же пятьдесят арбалетов королевских арбалетчиков, итак в течении почти пятнадцати минут напряженно державших пальцы на спусковых крючках, разрядили свое оружие по заранее взятым целям, в свою очередь, охотничьи луки, звонко пропев тетивой, отправили оперенные стрелы в солдат…

А дальше… События развивались в считанные мгновения…
Издав дикий крик толпы мужиков, потрясая дрекольем бросилась на стройную цепь пятидесяти спешенных всадников с копьями и началось настоящее смертоубийство…
Хотя арбалетчики били почти в упор в незащищенные доспехами тела, их было слишком мало, чтобы остановить напор наступающих. Почти каждая стрела находила свою цель – и то там, то тут валялись убитые и раненые, но чрез них перепрыгивали, переступали – и неслись дальше живые. Наоборот, легкие охотничьи стрелы мужицких лучников, конечно же, не были рассчитаны на серьезный бой с защищенным доспехами противником и потому эти стрелы лишь беспомощно отскакивали от брони солдат, не в силах причинить им серьезный ущерб, а потому многие лучники на крышах побросали свои бесполезные луки и, доставая спрятанные дубины и топоры, спрыгивали с крыш, чтобы присоединиться к атакующим. Другие же остались стрелять, в надежде застрелить опрометчиво снявшего доспехи Гастона.
Зато пешая атака была не в пример успешней. Правда, сначала очень много людей было сразу поколото стоявшими плотной стеной копейщиками, но вот – то тут, то там – кому-то из мужиков удавалось, то сбить с ног окованной железом дубинкой рыцаря ловким ударом в забрало шлема, то схватив сильными мужицкими руками за копье, силой выдернуть рыцаря из строя, а потом вломится в образовавшуюся брешь, то перерубить топором древко копья, а потом броситься кубарем под ноги рыцаря, сбивая его с ног… Чтобы спасти строй, некоторые арбалетчики, стоявшие сзади, убирали арбалеты в стороны, вытаскивали из ножен короткие мечи и бросались вперед, затыкая образовавшиеся в строю бреши – беспощадно рубя по рукам, головам и плечам нападавших. Кровь лилась рекой. Вся площадь наполнилась стоном раненых, предсмертными криками убитых, яростным ревом сражающихся… Ясно было одно, поражение сплоченного, до зубов вооруженного и от макушки до пят закованного в железо, но уж очень малочисленного королевского отряда было лишь вопросом времени…

– Ваше Величество, надо уходить… Их очень много! – закричал Рольф, поднимая забрало шлема.

Гастону только что, закрыв его со всех сторон, в том числе и сверху, щитами, юноши-пажи вынули стрелу из ладони и перевязали рану. Рана была не опасна, но он потерял очень много крови. Он был бледен как смерть и плохо соображал в том, что происходит из-за болевого шока от весьма болезненной операции. Пажи и оруженосцы спешно облачали его, сидящего на деревянном помосте, в доспехи, под непрерывным градом стрел. Они, как капли дождя о зонт, непрерывно барабанили о поднятые оруженосцами щиты, которые от множества вонзившихся стрел напоминали ежа.

Но несмотря на это, две шальные стрелы, каким-то чудом пройдя в щелях между поднятыми щитами, вонзились одна в левое плечо Гастона, другая в левое бедро. Это было тем досаднее, что все остальное его тело уже было облачено в доспехи, только здесь пажи не успели… От боли и потери крови Гастон потерял сознание…

– Быстро! Черепаху! Пробиваемся! – истошно закричал, с шумом закрывая забрало шлема, Рольф.

Воинов не надо было просить дважды. Протрубил горнист, и передние ряды как по команде начали пятиться назад, боковые ряды, также медленно, стали передвигаться приставными шагами, а задние ряды пошли в наступление, расчищая себе дорогу копьями и мечами.

Но не тут-то было!
Айстульф, метким ударом в лоб рыцаря дубинкой сбил его с ног и, выхватив из его рук копье, ударил в глазное отверстие забрала пехотинца, а потом бросился в образовавшуюся брешь. Захватив у мертвеца щит и меч, он сбил с ног ещё двоих – и вот уже в эту брешь хлынули его не менее ловкие и сильные товарищи. Подобные бреши образовались ещё с двух сторон, и единый строй стал рассыпаться. Битва распалась на череду поединков, в которых уже одерживали победу нападающие, так как воины, пусть и защищенные доспехами, подвергались теперь нападениям со всех сторон, в том числе и с тыла.

– Проклятье! Все кончено! – выругался Рольф, – ребята, бросаем всё! Спасаем короля!

Рольф вскочил на своего гнедого жеребца, посадил потерявшего сознание Гастона впереди себя и, вместе с десятком пажей и оруженосцев, бросился в самую гущу сражающихся, стремясь во что бы то ни стало выбраться из окружения.

Рольф махал своим гигантским, под стать росту и медвежьей силище хозяина, мечом как косарь на лугу косой. И как трава вокруг него падали сраженные враги, пока, наконец, они не поняли, что себе дороже преграждать дорогу закованным с головы до ног в железо всадникам и не расступились. Десять- одиннадцать всадников вихрем вырвались из окружения и понеслись во весь опор в ближайших город, в Кронбург…

А остатки королевских солдат, увидев безнадежность своего положения, побросали оружие на