показалось, что все происходящее нереально. В голове шевельнулась мысль, что рефлексы людей не так быстры, как слэновские. Уже в следующую секунду, он протянул руку к оружию, что лежало в коробке, затем неторопливо нажал кнопку.
Если кто из охранников и успел выстрелить; то звук выстрела утонул в реве струи белого пламени, которая с поразительной силой вырвалась из отверстия. Еще секунду назад перед ним стояли живые, крепкие мужчины, а в следующее мгновение они исчезли, сдутые огненной вспышкой.
Джомми посмотрел на руки. Они дрожали. Он ощутил тошноту, подступившую к горлу при мысли о том, с какой легкостью он смахнул три жизни. Коридор перед ним был абсолютно пуст — ни клочка плоти, ни лоскута одежды, ничто не указывало на то, что мгновение назад здесь стояли люди. На полу образовалась выемка с оплавленными краями. И только!
Джомми усилием воли прекратил дрожь в пальцах; тошнота отступила. Что проку корить себя в смерти этих несчастных? Убийство — мерзость, но эти трое убили бы его не моргнув глазом. Как когда-то убили его родителей и многих других слэнов, ставших жертвами лжи, которой обыватели верили беспрекословно. Будь они все прокляты!
Джомми охватила буря эмоций. Неужели слэны с возрастом ожесточаются и перестают испытывать угрызения совести, убивая людей, так же, как люди, ни секунды не сомневаясь, уничтожают слэнов?
Его взгляд упал на листок бумаги, где рукой отца было написано:
Нахлынули воспоминания о бесчисленных проявлениях родительского благородства. Он помнил ночь, когда отец сказал: “Помни об одном: какими бы сильными ни стали слэны, на пути к мировому господству им так или иначе придется столкнуться с необходимостью решения проблемы людей. До тех пор, пока она не будет решена по справедливости, любое применение силы следует рассматривать как страшное преступление”.
Джомми нахмурился. Благородство — штука хорошая. Возможно, он чересчур долго жил среди людей, чтобы стать настоящим слэном, однако он не мог избавиться от уверенности в том, что борьба лучше пассивного непротивления.
Поток мыслей прервался, уступив место тревоге. Нельзя терять ни минуты. Нужно выбираться отсюда, причем как можно быстрее! Джомми опустил оружие в карман, быстро собрал бумаги, задвинул пустую коробку в тайник и установил плиту на прежнее место. Он помчался к выходу старым маршрутом, взлетел по лестнице и задержался на минуту, прежде чем войти в туалет. Еще недавно здесь было пусто и тихо. Теперь же помещение было забито людьми. Джомми в нерешительности остановился за углом, не зная, что делать дальше, и надеясь, что толпа рассосется.
Но люди то заходили, то выходили, толпа не становилась меньше. Хаос звуков и мыслей нисколько не утихал. Повсюду возбуждение, страх, озабоченность — происходящее собрало здесь родственные души. Отзвуки события просачивались сквозь решетку, достигая места, где в темноте притаился Джомми. В отдалении продолжал заливаться звонок. Его назойливость в конце концов побудила Джомми к действиям: сжав оружие в кармане, он решительно шагнул вперед и открыл дверь, напряженно зондируя собравшихся в попытке обнаружить признаки тревоги.
Никто не обратил на него ни малейшего внимания. Он протиснулся сквозь толпу на улицу. Здесь царило лихорадочное оживление. Люди заполнили тротуары и даже проезжую часть, трелями заливались свистки полицейских, гремели громкоговорители, однако никакая сила не была способна навести здесь мало-мальский порядок. Движение транспорта прекратилось. Взмокшие от жары, бранящиеся водители побросали машины и присоединились к слушателям у громкоговорителей.
“…ничего определенного не сообщают. Отсутствуют данные о действиях воздушного аппарата слэнов. Неизвестно, приземлился ли он у дворца или сбросил послание и убрался восвояси. Не исключена возможность, что он сбит. Возможно также, что в настоящее время слэны проводят во дворце переговоры с Киром Греем. Кир Грей лично опроверг слух о переговорах. Дамы и господа, повторяем заявление Кира Грея:
“Не волнуйтесь и не поддавайтесь панике. Внезапное появление воздушного аппарата слэнов ни в коей мере не изменило расстановки сил между слэнами и людьми. Мы полностью контролируем положение. Они не могут сделать ничего нового. Люди многочисленнее слэнов по крайней мере в миллион раз, и при данных обстоятельствах они ни за что не осмелятся провести открытую вылазку против человечества. Так что пусть успокоятся ваши сердца…”
Дамы и господа, — продолжил диктор, — вы прослушали заявление Кира Грея по поводу сегодняшнего инцидента Сообщаем также, что Совет непрерывно заседает с момента опубликования этого заявления. На данный час это все новости. Неизвестно, приземлился ли аппарат слэнов. До сих пор мы не располагаем сведениями о его отлете. Возможно, власти обладают более полной информацией, однако от них не поступало ничего, кроме заявления Кира Грея. Относительно того, сбит аппарат или…”
Это расплывчатое сообщение повторили несколько раз. все то же заявление Кира Грея и сопровождающие его слухи. Голова Джомми загудела от грохота громко говорителей и монотонного шума. Тем не менее он не уходил, надеясь услышать что-нибудь новое.
Мало-помалу возбуждение спало. Ничего нового не сообщали, и он наконец сел в автобус и поехал домой. Сменив жаркий весенний день, темнота опустилась на землю. Часы на башне показали четверть восьмого.
Соблюдая привычную осторожность, он вошел в захламленный дворик. Юноша мысленно прикоснулся к мыслям Бабули и вздохнул: старуха опять была пьяна! Как только ее дряхлый организм выдерживает такие нагрузки! Такое количество спиртного давно должно было обезводить ткани. Джомми толкнул дверь, вошел внутрь, захлопнул ее — и остановился как вкопанный.
Его сознание, которое по чистой случайности оставалось в контакте с мозгом старухи, уловило новую мысль. Видимо, та услыхала, как открывается дверь, и на мгновение потеряла контроль над собой.
“Он не должен узнать, что я звонила в полицию. Нельзя об этом думать… не могу же я всю жизнь прятать слэна… опасно… полиция перекроет улицы…”
Кетлин Лейтон крепко сжала маленькие крепкие кулачки. Ее стройное юное тело задрожало от отвращения, когда девушка уловила мысли, долетевшие из коридора: ее разыскивал семнадцатилетний Дэйви Динсмор. Он направлялся к мраморной террасе, откуда она любовалась городом, окутанным дымкой влажного весеннего вечера.
Дымка ложилась слоями. Она то сбивалась в кудрявые облака, то растекалась в легкий туман, окрашенный нежным светло-голубым светом.
Дворец дышал прохладой, отгоняя дневной зной.
Шелест мыслей Дэйви Динсмора слышался все явственнее, ближе. Кетлин вновь прочитала в его мыслях страстное желание сделать ее своей любовницей. Еще раз содрогнувшись от отвращения, девушка отгородилась от его похотливых мыслей. Ей следовало быть с ним построже, хотя с его поддержкой ей в свое время удалось избежать массы неприятностей, связанных с другими подростками. Однако прежнее его враждебное отношение было куда предпочтительнее тех любовных мыслей, которые теперь излучал его мозг.
— О! — воскликнул Дэйви Динсмор, появившись на пороге. — Вот ты где!
Она серьезно посмотрела на него. Дэйви Динсмор превратился в долговязого парня, чертами лица и выступающей вперед челюстью напоминавшего мать, которая презрительно кривила губы даже тогда, когда улыбалась. Его агрессивность отражала противоречивые чувства по отношению к девушке: с одной стороны, он сгорал от физического влечения, с другой — им владело стремление досадить ей любым способом.
— Ты прав, — отрезала Кетлин, — я здесь и надеялась хотя бы на короткое время остаться наедине с собой.
