ногах новые желтые «австрийские» ботинки с обмотками.
С высокой круглой афишкой тумбы старик расклейщик сдирал старые афиши и складывал в санки — на растопку. Содрал, поскоблил скребком тумбу, привычно мазнул кистью, приложил и расправил свежую афишу:
«Большой театр. Воскресенье 17 марта (нов. стиля) «Лебединое озеро». Вторник 19 марта «Борис Годунов». Федор Иванович Шаляпин».
Расклейщик еще раз махнул кистью и приклеил афишку поменьше.
«Дом анархии. Диспут на тему: «Куда идет Россия». Вход свободный для всех желающих. В буфете бесплатно кипяток».
На перекрестке Большой Бронной и Тверской у газетной витрины стояла кучка людей. Человек в каракулевой шапке «пирожком», в пенсне громко читал:
«Париж, Лондон, София, Берлин, Нью-Йорк, Вена, Рим, Константинополь, Христиания, Стокгольм, Гельсингфорс, Копенгаген, Токио, Пекин, Женева, Цюрих, Мадрид, Лиссабон, Брюссель, Белград. Всем совдепам. Всем, всем, всем. Правительство Федеративной Советской Республики — Совет народных комиссаров и высший орган власти в стране Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов прибыли в Москву.
Адрес для сношений: Москва, Кремль, Совнарком или ЦИК Совдепов…»
Как-то по-особенному звучно, то ли радуясь, то ли с насмешкой, прочел подпись:
«Управляющий делами Совета народных комиссаров Вл. Бонч-Бруевич. Москва 12 марта 1918 года».
Спрятал пенсне и отошел.
Подбежал парень в желтом дубленом полушубке. От него сильно пахло карболкой, не иначе только что с вокзала.
— Новый декрет? Про что? Или про оружие — сдавать в три дня, а то из твоего же по тебе…
Бородатый солдат с белым отекшим лицом, с забинтованной шеей прикрикнул:
— Перестань молоть! Столицу в Москву перенесли.
— Ясно! Прикатили большевички в белокаменную! Значит, не сегодня-завтра Петроград отдадут.
— Поаккуратнее выражайся, — обрезал солдат. — И насчет большевичков не бренчи… Я сам большевик! А кому это, по-твоему, Петроград отдадут? Ну? Давай высказывайся…
Парень отбежал на почтительное расстояние, крикнул:
— Известно кому! Кому твой Ленин все отдать хочет? Немцам!
Солдат засмеялся, обнажив желтые, прокуренные зубы, послал парню вдогонку:
— Дурак ты, а еще фельдшер! Навонял карболкой на всю улицу, как обозная лошадь…
«БОЮСЬ, НЕ ХВАТИТ ВЫДЕРЖКИ»
— Что с тобой сегодня? — спросил Мальгин, — посмотрев на Андрея. — Где твой купец-молодец?
— Я не буду его допрашивать, — неожиданно ответил Мартынов. — Не могу.
Андрей рассказал о своей первой встрече с Артемьевым.
Мальгин выслушал и ушел, ничего не сказав. Вернулся он быстро, минут через пять.
— Зайди к Петерсу…
В кабинете Петерса, кроме него, в кресле, стоящем в углу, сидел человек с большой темной бородой и густыми, лохматыми бровями.
— Садитесь, Мартынов, — сказал Петерс. — Почему вы отказались вести дело спекулянта Артемьева?
Андрей молчал, не зная, как начать свое объяснение. Петерс помог ему:
— Он ваш знакомый?
— Хорош знакомый! — вырвалось у Андрея. И он рассказал все, не забыл упомянуть про портсигар профессора Пухова. Закончил он фразой, которая, как казалось Андрею, объясняла все самое главное: — Боюсь, не хватит выдержки…
— Что вы на это скажете, Александрович? — спросил у бородатого Петерс.
Тот неопределенно пожал плечами.
— Вы правы, Мартынов, — снова заговорил Петерс. — Сотрудники ВЧК должны, обязаны быть беспристрастными. Человек, лишенный свободы, не может защищаться, а если следователь в дополнение ко всему испытывает к подследственному личную неприязнь — добра не жди…
— Добра? — спросил Александрович. — Разве нас послали сюда творить добро?
— Я оговорился, — сухо заметил Петерс. — Я имел в виду справедливость… Вы свободны, Мартынов.
В коридоре Андрея догнал Александрович:
— Зайди ко мне.
Александрович внимательно расспросил Мартынова об Артемьеве.
— Где ценности, обнаруженные у него?
— В моем письменном столе.
— Почему не сдали в отдел хранения?
— У кладовщика не оказалось квитанций, и он не принял.
— Хорошо. Идите. Дело и ценности передадите сотруднику Филатову. Он сейчас к вам зайдет… Портсигар профессора Пухова товарищ Петерс просил вас отдать секретарю Дзержинского.
Через час посыльный известил — председатель ВЧК Дзержинский собирает всех оперативных сотрудников.
Небольшой кабинет Феликса Эдмундовича заполнили чекисты. Стульев для всех не хватило, некоторые устроились на подоконниках.
За столом Дзержинского сидел Александрович и сосредоточенно чинил карандаш.
Дзержинский стоял, прислонившись к стене, рядом с большой картой Русской империи, утыканной маленькими разноцветными флажками.
— Доложите, Петерс, — приказал Дзержинский. — А вы, Доронин, подойдите ближе.
Все посмотрели на сотрудника Доронина, приехавшего в Москву вместе с другими из Петрограда. Доронин, бледный, исподлобья зло посмотрел на Петерса и встал около стола.
— Три дня назад товарища Доронина, — начал Петерс, — послали к бывшему полковнику царской армии Ястребову. Ястребов приехал из Ростова-на-Дону с поручением от генерала Корнилова… Не буду рассказывать всех подробностей, скажу только одно: полковник Ястребов наш враг. Остановился он у своей родственницы Полухиной, в квартире семь дома девятнадцать на Лесной улице. Полухина ничего о враждебной деятельности Ястребова не знала и приняла его у себя как мужа своей сестры.
— Ближе к делу, товарищ Петерс, — перебил Александрович.
— Это все имеет прямое отношение к делу, товарищ Александрович, — спокойно ответил Петерс. — Надо, чтобы товарищи поняли все. Доронин, ввалившись в квартиру Полухиной, первым делом обругал хозяйку…
— Я только сказал…
— Помолчите, Доронин, — перебил Дзержинский.
