оторвана, лицо в крови — не лицо, сплошная кровавая маска. Позади Куркина с наганом в руке шел бывший порученец Трухина унтер-офицер Норейко. Даже ко всему, в общем, равнодушный Трухин постарался избавиться в свое время от Норейки, сказав как-то о нем:
— Это дурак, да еще жестокий…
Норейко выскочил вперед, подбежал к машине Власова, остановился как вкопанный и, тараща карие, с красными бликами глаза, отрапортовал:
— Обнаружен в кустах. Предполагаю, что дожидался подхода советских частей.
— Кто это его так отделал? Ты?
— Так точно, ваше превосходительство. Хотя он был раненый, но пытался уйти… Пришлось утихомирить.
Власов вылез из машины, подошел к Куркину, молча посмотрел на него. Потом медленно, с расстановкой спросил:
— Разрешите узнать, господин Куркин, что вы собираетесь делать дальше? Госпиталя у нас, знаете, нет… Медиков, как вам известно, тоже нет… Если мы вас тут бросим, вы обязательно помрете… Но не сразу, это вам каждый скажет… Мучиться будете! Правда, ведь будете мучиться?
Куркину говорить было трудно. Он разлепил синие, опухшие губы, тихо, еле слышно проговорил:
— Не тяните, сволочи…
Власов пошел к машине. Держась за ручку дверцы, громко приказал:
— Норейко! Распорядись…
И уже из машины добавил:
— В живот ему, подлецу… Чтоб он не сразу, сучий сын, сдох, а подольше кровью похаркал… Поехали!
Ресслер оглянулся, увидел идущую следом машину:
— Кто это нас сопровождает, ваше превосходительство?
— Капитан Кучинский… А что?
— Кто с ним?
Власов равнодушно ответил:
— Право, не знаю… Кто-нибудь из своих, не все ли равно, Виктор Адольфович…
Власов посмотрел на часы.
— Как вы думаете, успеем?
— Должны… Если, понятно, не встретим советских танкистов…
— Проскочим… Я, пожалуй, лягу… Прикройте меня одеялом…
Орлову показалось, что Камзолов усмехнулся. «Кто он? «Мое дело баранку вертеть! Куда прикажут!» А может, он больше понимает, чем я о нем думаю… Поговорить бы с ним. Поздно… Без пятнадцати минут двенадцать…»
— Устраивайтесь!
Голос Власова из-под одеяла звучит глухо:
— Нам важно проскочить километров двадцать, а там…
«Что там? Там тоже будешь родиной торговать? «Моя армия самый надежный щит европейских народов от коммунизма». Это ты Черчиллю писал… Тебе все равно, кому поноску носить!..»
Мелькают столбики. Дороги в Чехословакии отличные. «Двадцать восемь, двадцать девять. Это откуда же двадцать девять? Наверное, от Пльзеня…»
Деревня. На улице толпа. Красные флаги. Парень в розовом свитере яростно сбивает топором немецкие названия…
Камзолов отчаянно сигналит. Парень с топором побежал к машине. Поздно. Проскочили. Не отстала и машина Кучинского…
«Двенадцать часов. Полдень. Что же делать? Что?»
Дорога прямая-прямая, немного в гору. А вот и развилка.
«Почему Камзолов взял направо? Знает? Или наобум — лишь бы ехать… Почему не спросил? А кого спросить? Меня? И Кучинский за нами. Сам за рулем. Летит, словно сумасшедший».
Капитан Кучинский обогнал машину Власова. Довгас что-то крикнул Камзолову, что именно, Орлов не разобрал.
Завизжали тормоза. Машина стала. Власов высунулся из-под одеяла.
— Что случилось?
Камзолов молча вышел, поднял капот. Слышно, как он матюкнулся. Власов крикнул:
— Скорее!
Камзолов нехотя ответил:
— Сейчас…
Машина Кучинского стояла впереди поперек дороги у столбика с цифрой «33». В лесу было тихо, спокойно. Через минуту донесся шум — по шоссе шли машины.
«В чем дело? Наверное, здесь место встречи с американцами. Что мне делать?! Как только появятся американцы, Власов вылезет».
Из-за кустов выскочили люди. Их много.
«Это же наши! Танкисты?!»
— Руки!
«Почему мне кричат? Да они же не знают, кто я. Я для них власовец».
Орлов протянул руки. Старший лейтенант снял с Орлова ремень с кобурой, обшарил карманы — все молча, деловито. Приказал солдатам с автоматами: «Смотреть в оба!»
«Попробую сказать им что-нибудь».
— Товарищи!
— Молчать!
— Вы понимаете, товарищи…
— Молчать, гад…
Власова вытащили из машины. Он без очков, матерится, пытается драться. Танкист сзади ухватил за горло. Кучинский кричит Ресслеру:
— Давай руки, давай…
Ресслер, бледный, растерянный, покорно протянул руки…
В пяти метрах от машины Кучинского остановился Т-34. Из него вышел полковник.
«Сейчас я его окликну…»
— Товарищ полковник! Одну минуточку…
Полковник прошел мимо, лишь мельком взглянув на Орлова. Офицер, тот, что ехал в машине Кучинского, подошел к полковнику, ладонь у козырька. Рапорт звучит громко, отчетливо, даже торжественно:
— Товарищ полковник! Операция по захвату изменника Родины Власова проведена благополучно. С нашей стороны потерь нет. Непосредственное участие в операции принимали начальник отдела СМЕРШ 162-й танковой бригады 25-го танкового корпуса Виноградов, оперуполномоченный Игнашкин и военнослужащие вверенной вам бригады. Содействие в задержании изменника Родины оказали перешедшие на нашу сторону власовцы Кучинский, Камзолов, Довгас…
— Спасибо, товарищ Якушев! Спасибо, товарищи танкисты!
— Служим Советскому Союзу!
Полковник снял фуражку, вытер платком вспотевший лоб, улыбнулся бойцам: «Все, ребята, дело сделано!»
«Никто на Власова не смотрит. Я думал, что все будут его рассматривать. Изменник Родины… А никто не смотрит, ни о чем не спрашивает. Только часовые не спускают глаз».
— Товарищ полковник, одну минуту…
— Запомните, вы не имеете права называть меня товарищем. Ваша фамилия?
— Орлов… Алексей Иванович…
— Я вас слушаю, Орлов…
