Мальгин расспрашивал меня про Надю и ребят и вдруг сказал:
— Немецкий не забыл?
— Как тебе сказать…
— Ничего, подучишься… О Власове слышал?
— Немного… Ушел со своей армией к немцам.
Мальгин нахмурился.
— Это неправда, слух, получивший, к сожалению, распространение. Как это армия могла уйти к немцам? А где были коммунисты, комсомольцы, где, наконец, были советские люди, служившие в этой армии? 2-я ударная армия сражалась героически. Власов ушел один. Узнаешь все подробно.
Тут я не вытерпел.
— А зачем мне это знать?
Мальгин улыбнулся.
— Виноват, не сказал самого главного — тебе, Андрей, придется расстаться со штатской жизнью. Решили тебя к немцам в тыл, к Власову…
— Почему меня?
— Ты чекист. Школа у тебя дай бог всякому. Учителя неплохие…
— Но я от ЧК последние годы был далек.
— Это хорошо. Стало быть, не на виду, в том числе и у немцев.
— Наверное, отстал…
— Нагонишь. Ты не завтра туда идешь. А как же вчерашние партработники, председатели колхозов партизанскими отрядами командуют, в тылу врага действуют? Ждать, когда курсы пройдут? А тебе мы курсы организуем. И немецкий знаешь, это тоже не пустяк.
— Это я тебе обязан, Алексей?
— Мне приказали найти подходящего человека. Я нашел тебя.
— Спасибо, — ответил я иронически, — большое спасибо.
— Благодарности только в письменном виде, — отшутился Мальгин. И уже серьезно добавил: — Дело добровольное. Можешь отказаться.
— Мне на днях сорок четыре…
— Знаю. 16 марта. Возраст самый подходящий.
И Алексей начал рассказывать об окружении Власова.
— Есть там Трухин Федор Иванович, генерал-майор, сдался немцам добровольно в начале войны, кажется, на десятые сутки. Ему сорок пять лет. Василию Малышкину тоже сорок пять. Столько же Закутному, немногим больше Благовещенскому. В общем, вокруг Власова сгруппировались личности с опытом. Почти вся головка власовского комитета, за небольшим исключением, из бывших: Трухин — сын помещика из-под Костромы, Мальцев — родственник крупного заводчика, Меандров — сын священника, сам Власов — сын кулака. Мы иногда пренебрегаем арифметикой, которую я называю социальной, да, да, не удивляйся, — социальной арифметикой. Давайте-ка подсчитаем кое-что… Скольких ты лет работать пошел?
— Девяти с половиной.
— Ну вот, а Федора Трухина в это время возили в гимназию в санках с медвежьей полостью. У папы полторы тысячи десятин леса, да земли сколько! Имение. Дом с колоннами. В его деле есть газетная вырезка (ее недавно нашли) — отчет о благотворительном вечере в Костромском дворянском собрании в Татьянин день. Его папа за бокал шампанского выкинул «катеньку» — сторублевый билет. Наверно, не последний. Ты думаешь, Федор Трухин про свою развеселую и сытую жизнь позабыл? Когда папино поместье отобрали, ему шел двадцатый год. Не ребенок, все запомнил! Потом к Советской власти приспособился, а как только этой самой власти в 1941 году туго пришлось, он сразу к немцам… Как бы не опоздать, не сегодня-завтра немцы Советскую власть сковырнут, авось начнут имения возвращать, — я, Федор Иванович Трухин, тут как тут.
Я тебе, Андрей Михайлович, про верхушку власовского комитета рассказываю. Есть там и рядовые власовцы, и те, кто в русских, или, как их немцы называют, остлегионах состоят.
— Что это за остлегионы?
— Как тебе сказать… Название громкое, а по сути, мелкие подразделения из завербованных военнопленных. Командиры — немцы. Штаб в Восточной Пруссии, в крепости Летцен. Заправляет в нем, говорят, генерал Кастринг… Власов к «остлегионам» прямого отношения не имеет… Но «идейное», так сказать, руководство за ним — речи перед легионерами произносит… Народ в «остлегионах» разношерстный. Есть среди них уголовники, кулацкие недобитки, есть обиженные. Есть патологические трусы, омерзительные, подлые. Есть и такие, для которых это трагедия. Солдат не виноват, что попал в окружение. Многие пробивались к своим, многие, пробиваясь, погибли, а многие не пробились. Я говорю не о тех, кто лапы сразу поднял, а о тех, кто честно сражался, но не смог и пулю себе в висок пустить — не все на это способны. И оказались в лагерях военнопленных. Жрать не дают, холодно, пропаганда немецкая шумит: «Полный разгром! Немецкие войска под Москвой!» А тут листовки: «Граждане солдаты! Вот в какую пропасть завели вас комиссары». У нас много материалов, как немцы в лагерях военнопленных вербовку в «остлегионы» проводили — в Смоленске, Пскове, Минске, Житомире, Шепетовке, во многих лагерях. Посмотришь на досуге. Метод один — голодом морят, на холоде держат полураздетых, босых. Подождут, когда люди десятками умирать станут, а потом начнут уговаривать: «Господа, перед вами два выхода. Один — смерть, второй — сотрудничество с великой Германией. Можно на работу поехать, можно в остлегион записаться». Иные не выдержали — согласились.
— Что я у Власова делать должен?
— Согласен, стало быть? Очень хорошо. А что делать? Помогать Родине победить…
— А конкретно?
— Задач много. Мы решили использовать власовцев и «остлегионы» для нашей разведывательной работы. Люди там, как я тебе уже сказал, разношерстные, есть и такие, которые с радостью станут помогать нам, желая хоть чем-нибудь искупить свою вину, тем более что многие отрезвели. «Остлегионы» разбросаны по всей Европе, это мы тоже учли. Тем, у кого руки не в крови, кто совесть до дыр не износил и хочет искупить вину, — помоги уйти к нам. Тем, кому нет и не может быть пощады, закрой дорогу на Запад. А они, когда мы в Германию придем, туда побегут, спасаясь от справедливого возмездия. Не скрою — тебе там придется трудно, очень трудно. Возможностей для провала множество, надо быть архиосторожным. Мы верим, ты справишься со всем…
— Что сказать Наде, детям?
— Жене — как есть — призвали на старую работу, она поймет. Детям скажи: взяли в армию, на фронт. Сам, мол, напросился. Так же сообщи и партийной организации. Попозднее пустим слух — перебросили к партизанам. Был Мартынов, стал «товарищ М…» Если согласен, начинай готовиться.
Я стал готовиться.
Начал с изучения документов о том, как весной 1942 года на Волховском фронте попала в тяжелое положение 2-я ударная армия.
Их было много, этих документов, свидетельств героизма солдат и офицеров, мужества и опыта военачальников и, что греха таить, немало документов рассказывало о неправильных действиях, крупных ошибках и просчетах…
Армия под командованием генерал-лейтенанта Николая Кузьмича Клыкова пошла в наступление ради высокой благородной цели — прорвать блокаду Ленинграда. Она была брошена в бой в январе 1942 года при отсутствии у нее тыла, когда часть соединений находилась еще в железнодорожных эшелонах. Не добившись успеха, армия вынуждена была приостановить наступательные действия. Особенно сказалась нехватка боеприпасов.
Во второй половине января армия начала новое наступление. Войска 2-й ударной прорвали оборону немцев, отбросили противника на западный берег Волхова, заняли Мясной Бор.
В образованный «коридор», ширина которого местами доходила до пятнадцати километров, были введены войска 2-й ударной и кавалерийский корпус. Перед ними была поставлена задача — выйти в район Любани с последующим наступлением в направлении Ленинграда. Войска углубились в прорыв на
