происхождение с чувственностью. Между тем, отношение этих принципов к предметам чувств заслуживает дополнительного изучения.
Мы видели, что до опыта не известно, соответствует ли сам опыт 'принципам сообразности' (XVII: 436). В силу того, что только опыт дает право применять эти основоположения (к примеру, опыт показывает регулярные связи явлений и дает основание применить к ним основоположение о естественном порядке вещей см. XVII: 342), то нельзя ли утверждать, что эти принципы в каком-то смысле все же возникают из опыта? Размышляя на эту тему, Кант проводит различие между источником понятия или основоположения и причинами, приведшими к их осознанию: 'Хотя рациональные понятия возникают посредством ощущений, и, кроме того, могут быть помыслены только применимо к абстрагированным от них т.е. от ощущений идеям, однако они не находятся в ощущениях и не абстрагированы от них' (XVII: 352, см. также 2: 288, 289). Эта дистинкция используется Кантом и в 'Критике чистого разума' (А 85-86 / В 117- 118). Исследования, выявляющие причины обладания нами тем или иным понятием - особых успехов добился в этой области Локк (см. А 86 / В 119; XVII: 352) относятся Кантом в 'Критике' к эмпирической дедукции, которую он противопоставляет трансцендентальной дедукции, объясняющей возможность априорного отношения понятий к предметам (А 85 / В 117).
Сказанное применимо и к 'принципам сообразности', в частности, к положению 'всякое событие в мире явлений имеет причину, принадлежащую к тому же миру'. С одной стороны, Кант утверждает, что 'природа нашего рассудка такова, что по его законам ничто (случайное) не может быть помыслено вне связи с основаниями' (XVII: 346), с другой - что 'мы заимствуем от телесных феноменов закон достаточного основания' (XVII: 347), в том смысле, что 'вещи, которые всегда встречались в сопровождении друг друга, позволяют предположить, что они связаны друг с другом по законам рассудка' (XVII: 342).
Итак, имея априорное рассудочное происхождение, 'принципы сообразности' нуждаются в то же время в законосообразном опыте как необходимом условии их применения, так как a priori их истинность не может быть доказана. Поскольку наш опыт действительно законосообразен, данные принципы применимы к его предметам и, стало быть, объективно значимы по отношению к явлениям (XVII: 362, 383). Из тех же особенностей 'принципов сообразности' вытекает, что область их возможного применения не простирается дальше предметов опыта (XVII: 362). Размышляя над природой одного из 'принципов сообразности', Кант в 1769 году натолкнулся на любопытный вопрос: 'Субстанции не изменяются, сменяются только их состояния; так предписывает разум, показывает же опыт; откуда это согласие опыта с разумом?' (XVII: 400 -401).
Ясно, что этот вопрос может быть перенесен и на другие 'принципы сообразности'. Все они, с одной стороны, имеют рассудочное происхождение, с другой - подтверждаются опытом, хотя никак не связаны с 'возможностью явлений' (XVII: 385). Так как же в самом деле получается, что опыт так хорошо соответствует априорным законам, субъективным 'диспозициям' нашего рассудка? В 1769 году этот вопрос остается без ответа для Канта, хотя, судя по всему, несколько тревожит его.
Двумя годами позже подобный вопрос выведет Канта из 'догматического сна' и будет решаться в трансцендентальной дедукции категорий.
В 1769 году, однако, такого эффекта нет, и этот вопрос не становится предметом специального рассмотрения. Почему? Ответ может быть только один: в 1771 году вопрос был поставлен в другом контексте и, вероятно, стал представлять опасность для системы кантовской философии из-за некоторых своих последствий, ранее не замечавшихся Кантом. Впрочем, все эти проблемы будут подробно обсуждаться в надлежащем месте.
Итак, в 1770 году Кант считает невозможным априорное познание рассудком феноменов. С другой стороны, он признает возможным рассудочное познание ноуменов, хотя вопрос о конкретных формах такого познания остается, по сути, неразработанным. Любопытно, что в дальнейшем позиция Канта диаметрально изменилась, и в трансцендентальной дедукции категорий Кант доказывал одновременно возможность априорного рассудочного познания мира явлений и невозможность такого познания по отношению к вещам, как они существуют сами по себе. В следующем разделе предстоит выявить причины, повлекшие за собой столь значительные изменения в философии Канта.
В этом параграфе надо выяснить, что произошло с кантовской философией в период с 1770 по 1772 год. В письме своему ученику и респонденту диссертации 1770 года М.Герцу от 21 февраля 1772 года Кант ставит вопросы, которые в рамках диссертации были бы просто невозможны. 'Каким образом, - пишет здесь Кант - мой рассудок должен совершенно a priori сам образовывать себе понятия о предметах, которым необходимо должны соответствовать вещи, как может он установить реальные принципы их возможности, которым должен в точности соответствовать опыт и которые от опыта, однако, не зависят'? (8: 489). Из приведенного высказывания Канта следует, что рассудок способен и должен создавать априорные предписания предметам опыта, которым опыт не может не соответствовать. Между тем, согласно диссертации 1770 года, 'принципы сообразности', которые только и могут служить примером подобных априорных предписаний рассудка, не обладают принудительной силой для опыта и его предметов. В противном случае они представляли бы собой априорные познания феноменов, возможность которых отрицалась Кантом. Какие же причины вызвали изменение кантовской позиции, произошедшее, ориентировочно, в 1771 году?
Информация о событиях 1771 года может быть почерпнута из 'Пролегомен', а также некоторых писем и черновиков Канта. Так, в письме к И.Бернулли от 16 ноября 1781 года Кант сообщает: 'В 1770 [году], посредством определенных разграничительных меток, я смог совершенно отличить чувственную [сторону] нашего познания от интеллектуальной... Однако, теперь т.е. как следует из текста письма, вскоре после написания диссертации 1770 года вопрос об источнике интеллектуальной [составляющей] нашего познания создал для меня новую и непредвиденную (unvorhergesehene) трудность' (Х: 259-260).
Получается, что позиция Канта периода диссертации имела некоторый изъян, состоявший в неудовлетворительном объяснении источника интеллектуальной, или рассудочной, составляющей 'нашего познания' т.е. рассудочных понятий. Но в чем конкретно заключался этот изъян?
В письме к Герцу тоже идет речь об упущении, обнаруженном Кантом в диссертации: 'Я заметил, что мне не хватает еще кое-чего существенного, что я в своих долгих метафизических исследованиях, точно также как и другие, упустил из виду и что в действительности составляет ключ ко всей тайне метафизики' (2: 487). Однако 'упущение' из письма к Герцу, на первый взгляд, никак не связано с вопросом об источнике рассудочных понятий, а скорее имеет отношение к проблеме соответствия предметов и чистых понятий рассудка. По словам Канта, вопрос, 'обойденный молчанием' в диссертации, в общей форме выглядит так: 'как... возможно относящееся к предмету представление без воздействия этого предмета' (там же).
Вообще, не совсем понятно, какого рода трудность может возникнуть в вопросе о происхождении понятий рассудка?
Развернутый ответ на эти вопросы (что довольно неожиданно) может быть обнаружен в 'Пролегоменах', точнее, в автобиографической части этого произведения, посвященной влиянию на Канта юмовской философии. По поводу влияния Юма Кант пишет: 'Я охотно признаю, что напоминание (Erinnerung) Дэвида Юма было именно тем, что много лет назад впервые прервало мой догматический сон и придало моим исследованиям в области спекулятивной философии совершенно другое направление' (IV: 260; 4: 11).
Сопоставление автобиографических высказываний Канта из 'Пролегомен' и текста письма к Герцу позволяет сделать вывод о том, что 'пробуждение от догматического сна' произошло незадолго до создания этого письма, и что 'упущение', составляющее 'ключ ко всей тайне метафизики' из письма к Герцу, 'непредвиденная трудность' из письма к Бернулли и 'пробуждение от догматического сна' из 'Пролегомен' обозначают одно и то же событие. Рассмотрим решающий аргумент.
Из письма к Герцу мы узнаем, что после того, как Кант осознал важность объяснения возможности необходимого соответствия чистых понятий рассудка и предметов, он приступил к целой серии исследований, часть из которых к февралю 1772 года была еще не завершена (2: 490). Но об одном, уже, по-видимому, полностью доведенным до конца, Кант рассказывает Герцу. Речь идет о систематизации чистых понятий разума, или рассудка, проведенной согласно принципам (2: 489). Между тем, судя по тексту
