Получив задание, мы несколько дней размышляли, как лучше его выполнить. Переправить опасный груз в Каунас было не так просто: граница между Польшей и Литвой охранялась, по всем дорогам стояли патрули, станции кишели шпиками, повсюду проводились облавы, проверки документов и багажа.
Перво-наперво нам нужен был подходящий, не вызывающий подозрения транспорт. Но где его найти? Старый, тертый подпольщик Юргенсон предложил:
— А что, если поспрашивать на черной бирже? Там всякой швали невпроворот, но попадаются и честные дельцы.
На черной бирже в Вильно, где орудовали спекулянты и жулики всех калибров, конечно, можно было найти опытных контрабандистов с транспортом. Риск чертовски велик, публика-то весьма сомнительная. И все же решили попытаться, ведь время не ждет.
Одевшись наподобие мелкого лавочника, я долго бродил среди гомонящей толпы, присматривался к ломовым извозчикам, пока наконец один из них мне не приглянулся. Вид у него был ужасный: оборванный, грязный, со спутанной черной бородой. Узнав, что мне необходимо доставить груз в Каунас, извозчик подумал, покосил карим глазом и коротко осведомился:
— Сколько на лапу?
— А сколько возьмешь?
Извозчик почесал в бороде и пробурчал:
— Пять тысяч рублей. За меньше вас никто слушать не станет.
Я не стал торговаться и спросил, почему он не интересуется грузом. Всякое ведь может быть.
— Ну, может, ну, может, — огрызнулся возница. — А мне дела нет. Везу и везу. Не бесплатно. А там, как бог даст.
Поскольку скрыть характер груза все равно бы не удалось, я сказал, что груз — взрывчатка, оружие, гранаты.
Бородач поморщился, поерзал, хотел было пойти на попятный, но стало жаль денег, и он придумал себе легенду:
— А я откуда знаю? Что я — бог Иегова? Да я их впервые вижу. Мне платят я везу. Может, там золото. Они сами по себе, я сам по себе. Значит, гранаты?
— В том числе и гранаты.
— Мне до ваших гранат делов нет. Вы платите — я везу. Может, выкрутимся, и вы еще мне спасибо скажете, рюмку водки поднесете. Все эти умники, — он презрительно сплюнул, видимо, имея в виду полицию и контрразведку, — знают свои секреты, а я свои. Сделаем так, хозяин.
Он предложил получить на базе смолу и накладные на ее перевозку. Оружие и боеприпасы положить в бочки с двумя днищами и сверху залить смолой.
— Кому охота пачкаться в смоле, — сказал он. — Никто к вашим бочкам и не притронется. Ну, а если уж найдутся слишком большие умники и полезут куда не надо, я им скажу, что ничего не знаю. Меня загрузили смолой, вот накладные, а что внутри бочек, не спрашивал, не имею такой поганой привычки лезть своим носом в любую дырку.
Я посоветовался с товарищами. Они одобрили. Была не была! Через подставных лиц закупили на базе смолу, на дно огромных заляпанных бочек уложили около 20 наганов, 300 килограммов толовых шашек и 200 гранат системы «Миллс».
— Теперь давайте адрес и гоните задаток, — потребовал возчик. — Вы добирайтесь как вам угодно, а я поеду своим путем. Можете не сомневаться, Панове, Моисей еще никого не подводил, ваши штучки, про которые я ничего не знаю, в целости и сохранности будут доставлены получателю. Да поможет мне бог и все его святые босяки!
Предложение резонное, мы согласились. Путешествие налегке, подальше от рискованного груза нам весьма с руки, а возчик не надует. В Вильно, где еще находились части Красной Армии, у него оставалась семья, и предать нас он просто не решится.
Адрес получателя был такой: Каунас, проспект Аллее, угловой двухэтажный особняк, спросить хозяина. Там находилась наша запасная явка. Выдал я извозчику часть денег, и он, махнув кнутом, пошел к своим двум подводам. Мы же двинулись в Литву кружным путем. На демаркационной линии, в районе Ширвинт, предъявили новенькие фальшивые паспорта и под видом белых эмигрантов беглецов из России благополучно перешли опасную пограничную зону.
Затем наняли старомодный фаэтон, скрипящий, с облупленной обшивкой, и покатили в Каунас.
Времена были смутные, военные. Всё дороги были забиты беженцами: одни стремились в Каунас, другие, напротив, тащились в провинциальные города и местечки. Многочисленные пробки и проверки документов нас не устраивали, потому-то мы и решили ехать через город Укмерге, где, по нашим сведениям, было сравнительно спокойно. Однако не успели отъехать на приличное расстояние от местечка Ширвинты, как нас остановили два литовских офицера, сидевшие на конях в новеньких седлах.
— Стой, мужик! Кто такие и куда едете? — спросил один из них по-литовски.
— Эмигранты из России, господин офицер, — ответил я также по-литовски, придерживаясь заранее разработанной легенды. — Служили в армии адмирала Колчака, а теперь возвращаемся домой. Сильно соскучились по родине, господин офицер.
— Все литовцы?
— Никак нет, господин офицер.
— Предъявите документы.
Надо сознаться, что документы нам изготовили небрежно, кроме того, мы были разных национальностей, и, по всей вероятности, это вызвало у офицеров подозрение. Он долго, пристально разглядывал нас.
— Выдумываете, — сказал офицер. — Что-то не похожи вы на колчаковских солдат. А не большевички ли вы? А ты, быдло, — крикнул он на извозчика, помогаешь большевистским комиссарам?
— Пан начальник, — запричитал тот. — Вы же видите — я бедный извозчик, все, что у меня есть, — это старая лошадь, жена и куча детей. До политики и большевиков мне дела нет. Откуда я их знаю? Я бедный извозчик!
— А вот мы и разберемся. Поворачивай свой фаэтон.
Пришлось подчиниться и поехать за офицерами.
Дела оборачивались не лучшим образом. Не успели перейти границу — и очутились в обществе литовских офицеров. Я решил попытаться найти с ними общий язык, выяснить, что они за люди и что, собственно, хотят сделать с нами. Предложил им закурить, один оказался некурящим, зато второй взял папиросу и с удовольствием задымил, причем даже буркнул: «ачу» (спасибо).
В местечке Ширвинты офицеры сдали нас в жандармерию. Мы оказались в камере — до выяснения результатов Проверки. Грустный извозчик забился в угол, а мы стали спасать имевшиеся при нас денежные суммы, при обыске их могли запросто конфисковать — иди жалуйся. Часть денег спрятали в сапоги и под нижнее белье, часть вручили извозчику, с тем чтобы он передал их, если удастся, на временное хранение своим родственникам в Ширвинтах. Члены группы договорились на допросах ни в коем случае не отступать от разработанной легенды. В противном случае задание будет провалено, а нас ждет тюрьма, если не расстрел.
Почти сутки продержали нас в камере, не обыскивая и не допрашивая.
— Забыли или нарочно выдерживают? — заговорил Метлицкий.
— Ничего они не забыли, — ответил Юргенсон. — Тактика на подавление психики. Скоро пожалуют, начнут допытываться, что да как.
И действительно, вскоре появились задержавшие нас офицеры, причем оба были под хмельком, вели себя развязно, грубо острили, смеялись и даже угостили яблоками. Мы все готовились к допросу, к издевательствам, а один из офицеров неожиданно спросил:
— Ну как, ребята? Наверное, проголодались?
— Конечно, господин офицер, — ответил я, радуясь такому обороту дел и лихорадочно соображая, как же вырваться из их лап.
— Только на казенный счет не надейтесь. Деньги у вас есть?
— Найдутся, господин офицер.
— Вот это другой разговор. Пойдемте в буфет!
