Первая могила у нового лагеря и последняя в 1942 году.
Новогодний праздник мы отметили взрывом на шоссейной дороге. Группа младшего лейтенанта Николая Ларченко вернулась после диверсии с трофеями немецкими автоматами, документами и несколькими случайно уцелевшими в налете бутылками вина из фашистского грузовика. Вино пригодилось для встречи Нового года, а оружие спустя некоторое время пошло в дело.
Новый год отряд встречал с новым комиссаром. Морозкина и вместе с ним Кухаренку мы отправили партизанскими тропами к линии фронта, где находилась посадочная площадка для наших самолетов. Оба улетели в Москву. Моим замполитом стал по указанию Наркомата внутренних дел батальонный комиссар Иван Максимович Родин (Гром), в прошлом партийный работник, затем чекист. В составе чекистской группы «Юные» летом 1942 года он приземлился на парашюте в Белоруссии. Боевая деятельность у группы не складывалась. Виною тому был скорее всего ее командир капитан Овод, слабо подготовленный к условиям борьбы во вражеском тылу. Во время лесных походов я не раз встречался с Громом, и он сетовал на свою судьбу, предлагал присоединиться к нашему спецотряду. Однако командир группы согласия на это не давал, и подразделение «Юных» продолжало вялую работу в Минской зоне. Оно росло за счет добровольцев из местного населения и насчитывало 38 бойцов. Осенью капитан Овод, пытаясь перейти линию фронта, пропал без вести. Батальонный комиссар Гром привел группу в наш лагерь и попросил принять в состав спецотряда. Я согласился и не пожалел об этом. Все бойцы группы показали себя хорошими воинами, а с Иваном Максимовичем мы стали настоящими друзьями.
У него были мягкие черты лица, и внешне он выглядел спокойным до флегматичности. Но на самом деле человек этот отличался могучей деловой хваткой, собранной волей и большим мужеством. В первые дни после своего назначения замполитом Гром горячо взялся за работу и особенно много внимания уделял агитации и пропаганде. Он втянул в сферу действия нашей парторганизации все окружающее население, рассылая повсюду коммунистов с политической литературой, сводками Совинформбюро, газетами и листовками. С его приходом заметно улучшилось воспитание бойцов в отряде, укрепилась дисциплина, поднялся воинский дух, меньше стало беспечности, легкомыслия. Сама жизнь давала ему богатый и благодатный материал для воспитательной работы, — успехи Красной Армии с каждым днем росли и множились, победы на фронте воодушевляли партизан, делали их организованней, строже, целеустремленней.
В январе 1943 года наш отряд продолжал наносить удары по коммуникациям германской армии. Активно действовали и соседи. 8-го числа партизаны отряда имени Фрунзе проникли в деревню Горки, без единого выстрела сняли часовых, заняли помещение полицейского участка, обезоружили дежурных и ворвались в казарму. Все полицейские без сопротивления подняли руки вверх и пожелали перейти к партизанам. Командир отряда Арестович принял перебежчиков, но предупредил, что спрос с них будет особый и что они в боях должны кровью смыть с себя позор измены. Подразделения Второй Минской бригады разгромили гарнизон оккупантов в селе Дражно. Эти операции породили упорные слухи о том, будто в Гресских лесах высадился мощный десант советских войск с пушками и легкими танками. Переполох среди захватчиков усугублялся печальными известиями с Восточного фронта, теперь они могли поверить во что угодно.
11 и 12 января над партизанскими лесами появилось несколько эскадрилий с черными крестами на плоскостях. Фашистские летчики долго вели разведку и сбрасывали бомбы. Только на территорию нашего лагеря попало 15 фугасных бомб, но они не причинили нам никакого вреда. После объявления воздушной тревоги все население лагеря укрывалось в заранее вырытых щелях.
Разведка всех четырех наших отрядов стала доносить, что немцы опоясывают партизанскую зону силами около двух пехотных дивизий. На сравнительно небольшой территории сосредоточилось 25 тысяч гитлеровцев с бронемашинами, танками, артиллерией, минометами и огнеметами. На каждого из блокированных партизан приходилось по десять и более врагов, но вооруженные патриоты были горды, что отвлекают на себя такие войсковые части и столько техники: значит, сумели досадить фашистам и достойно поддержать наше наступление на фронте!
Каратели заняли севернее и северо-восточнее нашей базы многие населенные пункты на западном берегу Птичи, в том числе крупное село Поречье. Южнее и юго-западнее фашисты вошли во все деревни на шоссейных дорогах Осиповичи Бобовня и Минск — Слуцк. Таким образом, наши отряды оказались в кольце вражеских войск, вышедших на исходные позиции, и теперь надо было ожидать их удара по партизанским базам.
Спецотряд «Непобедимый» хорошо подготовился к предстоящей блокировке. У нас имелось необходимое количество боеприпасов и продовольствия, весь личный состав мог разместиться в предоставленных крестьянами санях, лошадей подобрали выносливых и здоровых, фуража хватало. Несколько хуже обстояло дело с обмундированием. Противник и сам имел мало зимней одежды, так что мы не могли воспользоваться его запасами, а местное население тоже было не в состоянии обеспечить нас тулупами, валенками, шапками, потому что их поотбирали оккупанты. Но зато всех бойцов командование отряда сумело одеть в новенькие белые маскировочные халаты фабричной работы, а разведчикам выдать полушубки, сброшенные с самолета незадолго до карательной экспедиции.
Кольцо гитлеровцев сжималось. Разведка сообщила, что три близлежащие дороги, пересекающие лес Княжий ключ: Поречье — Поликарповка, Жилин Брод Щитковичи и Шищицы — Шацк — наводнены эсэсовцами. Повсюду патрули, засады, секреты.
В наш лагерь прибыли командиры отрядов имени Калинина и имени Чапаева Сорока и Мотевосян со своими начальниками штабов Андреем Дубининым и Иваном Пивоваровым. Они рассказали, что руководство Второй Минской бригады предоставило двум своим отрядам право самостоятельного выхода из блокированного района.
— Давайте выходить вместе, — предложили Сорока и Мотевосян. — По-соседски уж…
— Не возражаю, — ответил я. — Только дождемся сообщений от нашего третьего соседа, Арестовича.
— А долго ждать? — спросил Сорока и поежился.
— Нет. У меня же конные разведчики.
И в самом деле — еще не закончили мы совещаться, как прибыл командир взвода конной разведки младший лейтенант Ларченко со своими орлами.
— Разрешите доложить… — закричал комвзвода по своей неистребимой строевой привычке.
— Да тише ты! — перебил я его. — Садись к столу и говори нормально.
— Виноват, товарищ майор, — понизил голос лихой разведчик. — Отряд имени Фрунзе ушел с базы, лагерь сожжен и разгромлен, мы нарвались на патрулей.
— Потерь нет?
— Все целы и невредимы, товарищ командир!
— Ладно. Спасибо, Коля, ступай.
Все стало ясно: Арестович решил пробиваться из окружения своими силами. Мы задумали увести до рассвета наши отряды на север, в Вороничские болота, а если представится возможным, то на песчаные острова близ деревни Вороничи. Фашистское кольцо не было сплошным, и при умелых действиях можно было проскользнуть мимо вражеских постов.
Сорока и Мотевосян отослали своих начальников штабов с приказанием выводить отряды из лагерей. Наш лагерь тоже поднялся и молча, без спешки и шума погрузился в сани. Ночь выдалась морозная, с глубоким снегом и звездным небом. Бойцы зарывались в солому, мерзли, но не жаловались. Все понимали, что переживают ответственный момент. Умение уходить от вражеских ударов ценится в партизанской тактике не меньше, чем умение наносить удары.
Мы выступили, в пути к нам примкнули отряды имени Калинина и имени Чапаева. Дорога в застывшем снежном лесу была не из приятных, температура опускалась, как и в прошлую зиму, до 30 градусов. К пяти утра прибыли на остров, лежащий среди замерзших, непроходимых в летнюю пору Вороничских болот. Мороз усиливался, бойцы страдали от холода, а костров разжигать не разрешалось: кругом каратели. Залегли в снегу, организовали круговую оборону, лошадей, не распрягая, отвели в самое безопасное место. Выслали разведку по наиболее угрожающим направлениям. Раздали сухой паек.
В три часа дня разведчики сообщили, что с севера приближается около 200 эсэсовцев в белых маскхалатах, а от деревни Вороничи по полотну узкоколейки идет батальонная колонна с обозом.