сделали по меньшей мере на два года старше. Может быть, эта встреча, если она оборвется сейчас, покажется ему короткой и он захочет перенести все недосказанное на другой, условленный час. Но Данко не понимает ее. Он никогда ее не понимает. Что же будет дальше?
— Я пройду еще несколько шагов и вернусь. Я не хочу, чтобы ты из-за меня опоздала к обеду. Хорошо тебе на «станции», Дарка?
— Как обычно на «станции», — совсем увяла Дарка.
— По Веренчанке скучаешь?
— Возвращайся, Данко, я теперь пойду одна. Зачем тебе из-за меня опаздывать?
— Дарка!
Она хватает его за руку, хотя это совсем не к лицу девушке.
— Я только так говорю… я только так говорю, Данко. Я ведь хочу, чтобы мы были вместе, но так нельзя, ты же сам знаешь — так нельзя.
Данко высвобождает руку из Даркиных пальцев, но глаза у него полны нежности и губы дрожат от волнения.
— Моя маленькая девочка, — шепчет он нежно, — иди теперь домой и думай обо мне хорошо…
Они с минуту крепко держатся за руки и, наконец разъединив их, расходятся счастливые, еще со следами тепла на ладонях.
Дарка привычно взглянула на часы ратуши. Не поверила своим глазам — остановилась, посмотрела внимательнее. Провела ладонью по глазам, по лбу. Как это случилось — уже без четверти шесть? Они же так мало сказали друг другу, собственно, ничего не сказали, а полчаса куда-то ушло… Пока она добежит до дому, опоздает на сорок пять минут. Ну и пусть!
Дарка уже входит в ворота и все еще не знает, что отвечать, если спросят, где была. А может быть, и — с кем? Еще хуже. Это просто страшно. Дарка берется за дверную ручку и не может найти в памяти ни одного, даже самого маленького, с маковое зернышко, оправдания. Но, войдя в комнату, она прежде всего видит Лидкино лицо, готовое к «сенсации», и сразу решает не оправдываться вовсе.
— Здравствуйте!
Дарке очень хочется говорить обычным тоном, но это не получается.
Хозяйка вместо ответа на приветствие спрашивает мимоходом, словно о какой-то мелочи:
— Ого, где это вы так засиделись, панна Даруся?
Дарка не смотрит на хозяйку, но представляет себе, что та вся кипит от досады.
— Я видела, как она… — высунув язык, предлагает свои услуги Лидка.
Дарке вдруг приходит в голову, что эта обезьяна подглядывает за ней. Хозяйка машет на дочь руками:
— Лидка, успокойся, я тебя не спрашиваю.
(Словно дочка не рассказала уже ей всего!)
И снова обращается к Дарке:
— Где вы были, Даруся? Видите ли, папа, определяя вас ко мне на «станцию», просил, чтобы я опекала вас. Поэтому я хотела бы знать, где вы пропадали час после ухода из гимназии…
«Ну-ну, — мысленно поправляет ее Дарка, — только не преувеличивайте! Не час, а всего три четверти часа».
— Я была с одним человеком из нашего села, — дерзко цедит слова Дарка.
— Что значит с «одним человеком», Даруся? Я должна знать, с кем и где.
Лидка перелистывает книжку, но Дарка хорошо видит, с каким затаенным интересом она вслушивается в ее слова.
«Какая лицемерка!» — думает Дарка.
Этого достаточно, чтоб принять независимую позу и довести самоуверенность до наглости.
— Кому какое дело, с кем я была! Я напишу об этом мамочке… Мама знает его…
— Ого! Так это «он»? А я не знала… я не допускала, Даруся… Сомневаюсь, очень сомневаюсь, чтобы маму обрадовало такое письмо…
— Может быть, и обрадует, — злорадно улыбаясь, не сдается Дарка.
Бледное, словно вылепленное из теста, лицо хозяйки багровеет.
— Вы очень нехорошо ведете себя, Даруся! — говорит она и выходит из комнаты, хлопнув дверью.
Дарке сразу становится неприятно. Не надо было так взрываться! Что теперь будет? Просить прощения у хозяйки она не станет, даже если ее за провинность выгонят из дому. Такой уж у нее характер. Разве это ее вина? Скорее в этом повинна мама, родившая ее такой. Нет, прощения она просить не станет, но если хозяйка скажет ей хоть одно ласковое слово, то она будет вежлива и внимательна. Этого достаточно. С родной матерью у Дарки всегда начинается с разных извинений.
Но вот хозяйка возвращается из кухни с письмом в руке, кладет его перед Даркой:
— Почтальон еще утром принес…
Дарка берет письмо, но не может вскрыть, пальцы отскакивают от него, словно от кларнета: на конверте почерк отца. До сих пор всегда писала мама. Даже когда папа что-то приписывал в письме, адрес на конверте всегда писала мама. Господи, что случилось там, дома?.. Наконец она разорвала конверт, и письмо выпало из него. Оно было маленькое, как визитная карточка. Дарка зажмурила глаза. Ей даже кровь бросилась в лицо.
— Что случилось? Кто-то заболел дома? — устремилась к ней хозяйка.
— Дарка! Дарка! Что случилось? — воскликнула Лидка и бросилась к письму.
Пришлось рассказать, иначе они вырвали бы письмо у нее из рук и сами прочли бы его.
— Мне необходимо как можно скорее ехать домой…
— Но зачем? Зачем?
— У меня родилась маленькая сестричка…
— И папа пишет, чтобы вы сейчас приезжали? — удивляется хозяйка.
— Папа ясно этого не пишет, но я же должна увидеть, какая она, эта сестричка… Мы с мамой ждали мальчика…
Хозяйка, может быть из зависти к Даркиному счастью, заметила совсем некстати:
— Еще не на что смотреть! Вот приедете домой на рождество, она будет вам улыбаться.
— А я поеду сегодня. Может быть, кому-нибудь и «не на что смотреть», а мне интересно, как выглядит моя сестричка!
Это было уже слишком много для хозяйки, и она резко прикрикнула:
— Не говорите глупостей! И потом проезд стоит денег. Где вы их возьмете? У меня нечего одолжить вам.
Дарка уже знала, что не поедет, но продолжала стоять на своем. Такой уж у нее ослиный характер.
— Но я должна ехать!
Дарку уже никто не слушал. Госпожа Дутка пробормотала себе под нос по-немецки фразу, которая должна означать в переводе на наш язык (разумеется, не дословно): «Поп в колокол, а черт в колотушку» — и вышла из комнаты. Тогда Дарка демонстративно, так, чтобы видела Лидка, уселась писать письмо маме. Она хотела только напугать Лидку. Будто бы жалуется своим на нее и на ее мать. На самом же деле она совсем растаяла, узнав о рождении сестренки.
«Бесценная мамуся и дорогой, любимый папочка!
Очень бы мне хотелось повидать нашу маленькую девочку. Очень-очень. Но я знаю, что проезд стоит денег, и мы не может Так тратиться, поэтому даже не думаю сейчас о том, чтобы ехать домой.
Напишите мне сейчас же, на кого она похожа. Какие у нее глаза? Большая она или маленькая? Много ли плачет? Я хотела бы подарить ей что-нибудь, когда приеду на рождество, только не знаю что. Мне очень хорошо. Дважды в неделю на обед дают третье, а в воскресенье всегда что-нибудь сладкое. С Лидкой не ссорюсь, но и не дружу. Мама, вы с папой иногда ругали меня, но будь у вас такая дочь, как Лидка, мне было бы вас жаль. С Орыськой тоже не дружу. Она повела себя так, что никто в классе теперь не хочет с ней дружить. Она подлизывается к учителю румынского языка и на всех нас навлекает беду. Что будет
