характеру замкнутость. Готова сгореть от внутренних сомнений и страхов, лишь бы не выдать их никому.

В день раздачи табелей весь класс приходит в парадной форме. Даже такие же несчастные, как Дарка, пришли в гимназию нарядными. Почти у каждой ученицы под мышкой только одна книга в твердой обложке — как футляр для табеля. В классе царит торжественное настроение, даже отличники мало смеются.

Дарка останавливается у самого окна, отдельно от всех.

«Самая легкая смерть — от угара… Кто говорил, кто рассказывал о женщине, убившей себя запахом жасмина?»

Дарке кажется, что умереть от запаха цветов даже приятно.

Она решает, что никогда, ни за что на свете не покажется на глаза маме с печатью лжи на лице и с двойкой в табеле. Никогда!

Учитель Мигулев входит в класс в черном строгом костюме. В руках у него портфель, а в нем судьба четырнадцати учениц.

«Вот… вот… сейчас…» — с трепетом думает Дарка.

Но это «вот» наступает не скоро. Хозяин класса хочет еще произнести по этому случаю несколько слов.

Речь его звучит миролюбиво, спокойно, отечески: надо Уметь прощать и самому признавать свою вину. Он заканчивает библейским аккордом: «Прости нам грехи наши, яко же и мы прощаем».

— А теперь — за дело. Андрейчук!

Ученицы, вызываемые в алфавитном порядке, выходят поодиночке из-за парт, останавливаются у стола, выслушивают замечания о своей успеваемости, потом протягивают руку за табелем, читают отметки и, улыбающиеся или расстроенные, садятся на свои места. То тут, то там раздается шелест бумаги (это те, у кого хорошие табели, не могут нарадоваться и по нескольку раз вынимают их из книжек и перечитывают вновь), сдержанные всхлипывания разочарованных и обиженных. Маленькая Кентнер, например, не может сдержать своей радости:

— Смотрите! Смотрите на мой табель!

Мици Коляска не идет, а летит за своим табелем. Но, пробежав его глазами, гаснет. Она пожимает плечами и, не обращая внимания на присутствие учителя, спрашивает у класса:

— Неужели им жаль хоть раз выдать мне табель без двоек? Нет, видно, не дождаться мне чернобурки!..

Весь класс знает, что мать подарит Мици чернобурку, если табель будет «чистым».

— Коляска! — кричит учитель.

Коляска еще раз пожимает плечами и, сломленная горем, падает на скамейку. Ореховская не дослушивает выговора. Она только бросает беглый взгляд на свой табель, складывает его в восемь раз, так, что он становится похож на трамвайный билет, и засовывает в карман формы. Теперь очередь Дарки. Она встает. В голове свист и шум. Вся кровь отлила от лица, и теперь ветер свищет по пустым венам. Мигулев растягивает губы во всю длину и укоризненно говорит:

— Попович получает такой табель, который заслужила своим поведением и своей внимательностью на уроках.

Этого достаточно. Дарка берет табель осторожно, за кончик, как ребенка за руку, и идет с ним к парте. Закрывает глаза, откидывает голову, а табель кладет на парту прямо перед собой. Лидка (разве она может быть другой?) тянется к ее парте и кричит на весь класс:

— Дарка, побойся бога, у тебя и по истории двойка… и «неудовлетворительно» по поведению!

— Дутка! — кричит учитель.

Но это не помогает, Лидка через парты жестами пытается ободрить Дарку, хотя та сидит совершенно спокойно. Класс немного разочарован ее спокойствием. Табель лежит перед ней, а она смотрит на дверь, словно оттуда к ней может прийти спасение.

От «П» до конца уже недалеко. Учитель подымает класс на молитву. Поощренные и обиженные равно встают, чтобы поблагодарить бога. И тут внимание всех привлекает Дарка, которая не поднимается с места.

— Что с ней?

Ничего. Она только не хочет ни с кем разговаривать и не хочет молиться. Не хочет делать ни одного движения. Приходит сам директор. Приходят подруги из других классов, но Мигулев сразу же прогоняет их. Все заговаривают с Даркой одновременно, разными голосами. Пытаются обратить Даркино сопротивление в шутку. Что-то обещают, но у Дарки нет сил попросить, чтобы ее оставили в покое. Ей абсолютно ничего не хочется. Тогда директор, не видя другого выхода, приказывает Лидке и Ореховской нанять извозчика за счет дирекции и отвезти Попович на «станцию».

Хозяйка, привлеченная шумом возле ее дома, подбегает к окну, растрепанная и удивленная. Она видит, что к дому подъехали три девушки, только не может разобрать, в чем дело. По тому, как Ореховская хочет взять Дарку под руку, пани Дутка понимает, что случилось что-то с Даркой. Хозяйка выбегает на лестницу.

— Даруся, что случилось?

— Боже мой… ничего не случилось… У меня двойки… двойки у меня! — кричит Дарка, сдерживая рвущиеся из груди рыдания.

Она лежит лицом к стене, вся сотрясаясь от рыданий, и слезы текут у нее из глаз, словно из горного источника.

Хозяйка обнимает Дарку за плечи.

— Успокойтесь, Даруся, у вас теперь будет несколько свободных дней, отдохнете возле мамочки… Не вы первая и не вы последняя, которым несправедливо…

Дарка отрывает ладони от опухших глаз.

— Чего вы хотите от меня? Ни на один день я не поеду домой… Ой, пожалуйста, оставьте меня в покое… Никогда… никогда я не покажусь маме на глаза… с таким табелем… Не хочу врать своей маме…

Тут уж и Лидка не может сдержаться.

— Мамочка, вы понимаете, никто не ожидал, что и Мигулев влепит ей двойку, — словно сочувствует Лидка, но даже в такую минуту она не может не уколоть: — Я не знаю… он всегда такой справедливый, такой рассудительный, он никогда еще не ставил двойки незаслуженно…

Дарка затыкает себе пальцами уши. «Покой, покой…»

Часом позже к ней заходит Стефко Подгорский. Как же так? Почему она не едет в Веренчанку? А что же дома сказать? Ничего? Как ничего? С этим Стефко и уезжает. Дарка решила провести «маленькие каникулы» в Черновицах.

В первый свободный день Дарка встает рано, как и в дни занятий, одевается и выходит из дому. Никто не спрашивает куда. Когда она возвращается к обеду, хозяйка, обиженная таким самоуправством, не спрашивает, где она была. Но уже на следующий день в полдень Дарка застает на квартире отца. Папа, вероятно, только что приехал, потому что на шее у него шарф, а чай он еще не успел допить. Дарку поражает расстроенное, почерневшее лицо отца.

— Папочка! — вскрикивает Дарка с такой искренней радостью, с таким глубоким чувством, что сразу же попадает в папины объятия.

Папа взволнован, чего-то недоговаривает, прижимает дочь к груди и целует каждое свободное местечко на этой глупой голове.

— О, папа, — вырывается у Дарки из глубины сердца правда, о которой она сама не знала, — я так хотела, чтобы ты приехал!.. Никто другой, только ты!

Дарке не надо много рассказывать, хозяйка и так все уже сообщила отцу. Папа собирается обязательно поговорить с директором. Дарка не расспрашивает, о чем и как хочет отец разговаривать. Зачем ей знать это? Она твердо уверена, что каждое слово отца будет произнесено в ее защиту, ради ее пользы.

— Пакуй свои вещи, доченька, мы, возможно, еще успеем на поезд.

У Дарки начинают дрожать губы, и она не может сдержать нового потока слез:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату