Но, как выяснилось, Аманулла приехал в «компайн» совсем не за тем, чтобы рассказывать нам о «знаменательных» событиях прошедших суток. Как бы, между прочим, он намекнул мне, что дальнейший разговор должен идти «тэт-а-тэт», поскольку командующий прислал его ко мне со специальным поручением.
После того как мы уединились, Аманулла рассказал о том, что командующий накануне встречался со старейшинами из племени очикзай, прибывшими в Кандагар с афгано-пакистанской границы в поисках защиты от вконец обнаглевших исматовцев.
Из поступавшей накануне оперативной информации, я знал, что в уездах Тахтапуль и Спинбульдак произошли серьезные стычки между исматовцами и отрядами самообороны других пуштунских племен. И если до этого исматовцы конфликтовали в основном только с выходцами из племени нурзай, то в последнее время стычки стали происходить и с соплеменниками — очикзаями, объединенными под «знаменами» других полевых командиров.
«Бобо» побывавшие у Мир Акая, представляли интересы Мамад-хана, — влиятельного полевого командира очикзаев, в подчинении которого был крупный племенной отряд самообороны. Нафары Мамад- хана практически никогда не воевали, ни против госвласти, ни против шурави. У них был свой собственный «бизнес», связанный с неофициальным контролем над перемещением через границу контрабандных грузов. Так же как и малиши Муслима Исмата они «шкурили» караваны и одиночные «бурубухайки», пытавшиеся незаметно проскочить через контролируемую ими территорию.
Но это совсем не означало, что отряд Мамад-хана был полностью лоялен к госвласти и, уж тем более, к шурави. Просто-напросто эти вооруженные аборигены жили по принципу: — «Пока нас не беспокоят, то и мы тоже никого не будем трогать». Зная об этой поведенческой особенности приграничных племенных отрядов самообороны, советское военное командование и представители госвласти старались не появляться без особой надобности в приграничных уездах, дабы не искушать судьбу и не нарушить и без того хрупкий мир. Но уж если старейшины сами обратились за помощью к представителю госвласти, стало быть, у них есть на то весьма серьезные основания.
Старики не пошли к губернатору Сахраи, выходцу из исторически враждебного им племени нурзай. Не обратились они и к генералу Ацеку, который не горел особым желанием ввязываться в междоусобные разборки. Не пошли они и в МГБ, поскольку считали руководство этого силового ведомства виновным в том, что генерал Муслим Исмат и его нафары распоясались так, что дальше было некуда.
Почему-то, именно в Мир Акае они разглядели того самого государственного чиновника, который смог бы оказать реальную помощь в «укорочении рук» мятежному генералу.
Вся проблема заключалась в том, что в самом начале марта, когда у исматовцев произошли вооруженные стычки с пакистанскими пограничниками, малиши попутно обстреляли несколько постов с нафарами Мамад-хана. В частности, пользуясь численным преимуществом, исматовцы напали на блокпост Аргестан-Карез, откуда забрали все вооружение, боеприпасы и прочее имущество, а сам блокпост просто- напросто взорвали. Избитые до полусмерти нафары Мамад-хана не стали вступать в драчку с исматовцами, отлично понимая, чем она в тот момент могла для них закончится.
С большой долей уверенности можно было полагать, что Муслим Исмат задавшийся целью прибрать к рукам все блокпосты на «бульдакской бетонке» не входившие ранее в сферу его стратегических интересов, твердо встал на тропу войны со своими соплеменниками. Какую цель он этим преследовал, можно было только догадываться. Скорее всего, это означало только одно, что его противостояние с генералом Тадж Мохаммадом уже вышло за рамки межличностных отношений. А если учесть, что на вооружении у исматовцев была собственная бронетехника и тяжелая артиллерия, то можно было смело полагать о готовящемся вооруженном перевороте в провинции, который Исмат совершит после того, как только из провинции уйдут советские войска. Все, что происходило сейчас на приграничной дороге, наверняка было всего лишь прелюдией к таким событиям. Своего рода рекогносцировка на местности и расчистка плацдарма перед решающим штурмом.
Насколько я понял из всего сказанного Амануллой, командующий весьма серьезно отнесся к той встрече со стариками. Судя по всему, Мир Акай решил воспользоваться критической ситуацией сложившейся в приграничье. Как это не парадоксально, но у царандоя появилась реальная возможность замены личного состава постов второго пояса обороны, на бойцов племенных отрядов самообороны. Если учесть, что у Мамад-хана «под ружьем» ходило более восьмисот человек, то и половины этих людей было вполне достаточно, для обеспечения охраны на всех девяти постах, с последующим выведением оттуда царандоевских военнослужащих и использованием их для укрепления постов безопасности в самом городе.
Пообещав старейшинам сделать всё от него зависящее по обузданию исматовцев, Мир Акай тут же обратился к ним со своей, встречной просьбой. Изложив суть своей идеи насчет постов второго пояса обороны, он заявил, что бойцы племенного отряда, изъявившие желание нести там службу, будут обеспечены всем необходимым, в том числе: вооружением, боеприпасами и прочим военным и гражданским имуществом. Старики, не ожидавшие такого неожиданного поворота событий, заявили, что Мамад-хан не наделял их полномочиями решать такие серьезные вопросы, но, тут же спохватившись, пообещали довести до его сведения деловое предложение «командони», а еще через пару дней, они будут ждать его с визитом в их родовой кишлак, где и сообщат об окончательном решении, Мамад-хана. Наверняка, сам Мамад-хан пожелает сообщить ему об этом лично и обговорит все условия передачи царандоевских постов.
Мир Акай тут же вызвал начальника уголовного розыска — Хакима, и, представив его старикам, заявил, что именно этот человек прибудет в их кишлак в обозначенный день. Как заместитель командующего царандоя, майор Хаким был наделен всеми необходимыми полномочиями для ведения таких ответственных переговоров, и если они пройдут успешно, командующий приедет в их родовой кишлак для подписания итоговых документов.
Слушая Амануллу, я пытался понять, для чего именно он всё это мне сейчас рассказывает. О своей встрече с «бабаями», Мир Акай мог рассказать мне и сам, при первом же удобном случае. И если сегодняшний визит подсоветного был сделан только ради того, чтобы сообщить мне о прошедшей встрече со старейшинами, то к чему такая спешка? Что-то никак не проглядывалась причинная связь между этим событием и моей персоной. Да и Аманулла что-то не договаривает до конца, все вертит вокруг да около. По всей видимости, не знает с чего начать, чтобы сообщить мне о самом главном. Но в чем именно заключается это — «главное»?
Пора было ставить точки над «и».
— Аманулла, а скажи мне, но только честно, какую просьбу ко мне просил передать командующий, когда посылал тебя в «компайн»?
Судя по изумленному выражению лица, мой вопрос застал Амануллу врасплох. А может, мне это только показалось? Рассмеявшись, он по панибратски схватил меня под левую руку, словно кавалер даму своего сердца.
— Ничего от тебя не скроешь мушавер-саиб. Ты словно мысли читаешь. А ведь командующий действительно просил передать тебе свою личную просьбу. Она заключается в том, чтобы ты обязательно доложил своему руководству в Кабуле обо всем, что я тебе сейчас рассказал.
— Не понял юмора!? А в чем собственно интерес командующего, если я доложу, или не доложу своему начальству о переговорах с Мамад-ханом? Конечно же, я могу послать сообщение в Кабул, но не проще ли ему самому доложить об этом напрямую Гулябзою? Лично я не вижу в этом ничего особенного.
— Мне не известно, почему Мир Акай решил поступить именно так, но думаю, что уже завтра он сам обо всем расскажет мушаверу. А сегодня, нужно обязательно выполнить его просьбу. Раз он об этом просит, значит, для него это имеет какое-то особое значение. Но только нужно представить дело так, что все, о чем я сейчас рассказал, вам стало известно не от конкретных сотрудников царандоя, и уж тем более, не от самого командующего. Ведь можно же сослаться на какие-нибудь слухи, которые ходят по городу.
В какой-то момент у меня в голове промелькнула мысль, что Мир Акай затевает не совсем понятную «многоходовку», в реализации которой даже советнику была уготована определенная роль. Что это за «роль» такую уготовил мне командующий, которую придется на этот раз разыгрывать мне перед окружающими людьми, и самое главное, чем закончится эта очередная хитро-мудрая «заморочка», в тот
