позволить не переживать из-за каких-то двух ренегатов. Активист, неопределенно усмехнувшись, исчез, и дальше дело пошло быстро. Политик неглупо, уверенно, аргументированно отвечал на вопросы Енисеева, говоря, главным образом, о первых шагах своей партии в случае успеха на выборах. В самом же успехе он нисколько не сомневался. Вице-спикер славился красноречием, остротой постановки вопросов и политической непотопляемостью. В его карьере наступил период, когда ему стало тесно в рамках избирательных объединений и блоков, и он решил идти со своей партией на выборы самостоятельно. Поскольку лично политик еще не проиграл ни одних выборов и был фигурой, как говорят, харизматической, то считалось, что он, по примеру Жириновского, послужит для своей партии хорошим локомотивом и вытянет ее в Думу.
Енисеев в принципе думал так же, но кое-что насторожило его еще до того, как он начал разговаривать с вице-спикером. Дело было даже не в двух ренегатах, в последний момент покинувших корабль партии вице-спикера, — такое происходило сплошь и рядом даже в больших думских партиях, если невысокое место в списке не гарантировало кандидатам попадания в Думу. Еще уславливаясь о встрече с политиком, Енисеев попросил, чтобы его помощники подготовили необходимые материалы — программу, фотографии, эмблему партии. Утром, зайдя в секретариат вице-спикера, Енисеев ничего этого не получил. Худой очкастый глава секретариата, похожий на молодого Суслова, лишь беспомощно рылся в гигантской, доходившей почти до потолка стопке бумаг на подоконнике. Вероятно, Шерлок Холмс смог бы определить возраст этих бумаг по цвету их слоев: внизу они были грязновато-желтые, а по мере возрастания стопы постепенно светлели. Но и без Шерлока Холмса было ясно, что такой плавный переход из одного оттенка желтого в другой мог быть достигнут лишь в том случае, если бумагами на подоконнике никогда не пользовались. Енисеев понял, что искать здесь что-либо бесполезно. Поэтому он попросил вице-спикера дать своему секретариату прямое указание найти материалы, пока он дожидается приема.
Кидая не интервьюера не очень дружелюбные взгляды, помощники политика, тем не менее, довольно быстро, не прибегая к помощи стопы на подоконнике, нашли фотоальбом и программу. Заминка вышла за малым: не могли, как ни странно, обнаружить эмблемы. А она, между тем, в пропагандистском смысле значила больше фотографий вице-спикера и его соратников, потому что воспроизводилась на избирательных бюллетенях. Сказав об этом функционерам, Енисеев направился было назад в приемную. Но тут один из помощников воскликнул:
— Вспомнил! Есть! — Это прозвучало, как знаменитое «Эврика!».
Он полез в шкаф, где размещались непременные в думских кабинетах кубки, грамоты и вымпелы, и вытащил оттуда немаленькое блюдо с позолотой.
— Вот!
— Что — вот? — не понял Енисеев.
— Логотип! На блюде!
Енисеев взглянул: на блюде, очевидно, подарочном, действительно красовался логотип партии вице-спикера.
— Так, — несколько растерянно пробормотал он, — а что мне с ним прикажете делать? Фотоаппарата я не взял. Я могу его отнести в газету и отсканировать, если оно поместится в сканер.
Не без сожаления посмотрев на блюдо, помощники согласились, взяв с Енисеева обещание вернуть раритет. Сейчас партийное блюдо лежало в его сумке. Именно оно и было, скорее всего, источником сомнений Енисеева. В Думу проходили те партии, эмблемы которых красовались на пригородных заборах, а не на подарочных блюдах. Ренегаты, кладбище партийных документов на подоконнике, не очень радивые помощники, выдвижение вице-председателем своей кандидатуры одновременно по одномандатному округу — всё это само по себе не столь уж много и значило, потому что могло происходить в любой партии, но вот блюдо с логотипом придавало этим явлениям некую последовательность и законченность.
Енисеев задавал вице-спикеру свои вопросы и записывал на диктофон ответы, а роковое блюдо не выходило у него из головы. Оно, казалось, обессмысливало всё, что говорил его собеседник. Под конец Енисеев всё же не выдержал:
— Позвольте задать личный вопрос, что называется, не для протокола?
— Пожалуйста, — благосклонно кивнул политик.
— Вы и вправду верите, что ваша партия сможет пройти семипроцентный барьер?
На лице заместителя председателя Думы мелькнуло выражение, какое бывает у человека, застигнутого врасплох в не самый подходящий момент. Но оно омрачилось, если Енисееву это не показалось, лишь на долю секунды. Вице-спикер снисходительно улыбнулся, обнаружив вдруг странное сходство с котом.
— Я в политике не первый год. Неужели вы думаете, что я это всё затеял бы, если бы твердо не верил в победу?
Енисееву полагалось из вежливости согласиться с ним и распрощаться, но он издевательски четким голосом сказал:
— Вы побеждали на выборах, когда на вас надевали наручники и запихивали в «воронок». А теперь хотите их выиграть из кабинета. Вы рассчитываете на своих помощников, которые тоже сидят в кабинетах. Но реальная партия, особенно новая, — это сообщество чокнутых на какой-нибудь идее людей, а не кабинетных бюрократов. Лично я вашей программе сочувствую, но помяните мое слово: ваша партия не получит и одного процента. Однако сами вы по одномандатному округу в Думу пройдете.
Откуда, как возник этот «один процент»? Задав свой вопрос о семипроцентном барьере, Енисеев в этих пределах шансы партии вице-премьера и оценивал, и вдруг… Улыбка с лица политика исчезла.
— Посмотрим, — сухо сказал он и кивнул, не подавая руки.
Перед уходом из Думы Енисеев зашел в секретариат вице-спикера позвонить по телефону. Когда он повесил трубку, в дверях вдруг появился сам заместитель председателя со здоровенным букетом роз в руках.
— Уезжаю в театр, — бросил он помощникам. — Надо поздравить юбиляра. — На Енисееве взгляд его задержался лишь на мгновение, как на постороннем предмете, и скользнул дальше.
Блюдо с логотипом поместилось в сканер. Но Енисеев так и не вернул его в секретариат, потому что на первой же редакционной пьянке блюдо использовали по прямому назначению — то есть для колбасы и сала. А помощники вице-спикера о нем не напоминали: видимо, больше логотип партии никому не потребовался.
На парламентских выборах партия заместителя председателя Думы получила 0,9 процента голосов — точно по прогнозу Енисеева. Сам политик, опять же по прогнозу, прошел в Думу, но заместителем председателя, конечно, уже не стал.
С бывшим вице-спикером Енисеев повстречался снова где-то через год, на открытии Московского кинофестиваля. Они столкнулись в проходе. В руках у политика был букет роз. Он явно опять намеревался поздравлять кого-то. Енисеев поздоровался с ним. В глазах отставного вице-председателя он прочитал желание не узнать интервьюера-пророка. Но он справился с секундной слабостью и, нейтрально улыбнувшись, подал Енисееву руку. У того чесался язык напомнить о том, кто же на самом деле оказался прав, но он не сделал этого. Поданная политиком рука и была косвенным признанием правоты Енисеева.
А еще Енисеев предсказал политическое будущее Владимира Путина и Юлии Тимошенко.
В ту пору, когда Путин был назначен Ельциным премьер-министром вместо нерешительного Степашина, не сумевшего организовать отпор отрядам Басаева, вторгшимся в Дагестан, Енисеев читал книгу Светония «Жизнь двенадцати цезарей». В ней была фотография бюста Юлия Цезаря из Британского музея. Глядя на нее, Енисеев вдруг поймал себя на мысли, что видит лицо Путина, только постаревшего лет на пять.
Надо сказать, что тогда, несмотря на высокое назначение, преемником Ельцина Путина никто не видел. Енисеев убедился в этом, полистав интернет. Егор Гайдар в августе девяносто девятого говорил о возможном президентстве Путина: «Пока это трудно себе представить». Соратник Гайдара Сергей Юшенков: «Нет, ведь слова президента о преемнике можно понимать как стремление политически уничтожить Путина». Георгий Сатаров, бывший помощник Ельцина: «Назначение Путина преемником сыграет на руку остальным кандидатам, прежде всего Примакову». Олег Морозов, лужковско-примаковское
