смотрел на оратора с плохо скрываемой ревностью. Публика ловила каждое его слово.
— Но не всё ли равно лорду Биттлшэму, — надрывался Бинго, — потерял или нет бедный работяга свои честно заработанные деньги? Говорю вам, друзья и товарищи, нам надо не спорить, выступать и принимать решения, а действовать! Действовать! Честные люди не могут жить спокойно, пока кровь таких, как лорд Биттлшэм, не польётся рекой!
Публика, среди которой большинство, вероятно, поставило на Океанский Бриз, одобрительно взревела. Старикан Биттлшэм подбежал к высокому полисмену, печально наблюдавшему за развитием событий, и начал что-то убеждённо ему доказывать. Полисмен дёрнул себя за ус и доброжелательно улыбнулся, но остался стоять на месте. Старикан, запыхавшись, вернулся ко мне.
— Чудовищно! — воскликнул он. — Этот человек практически угрожает меня убить, а полисмен отказывается вмешиваться! Он заявил, что это одни слова! Слова! Чудовищно!
— Точно, — согласился я, но моя поддержка почему-то его не утешила. Теперь центр сцены занял товарищ Батт. Его голос гремел, как иерихонская
труба, каждое слово было отчётливо слышно, но тем не менее он не произвёл на толпу должного впечатления. Мне кажется, он говорил слишком бесстрастно — или беспристрастно — я всегда путаюсь в этих словах. После зажигательной речи Бинго публике хотелось чего-нибудь особенного, а не общих рассуждений о правом деле рабочего класса. Беднягу Батта стали освистывать. Внезапно он умолк, не закончив фразы, и уставился на старикана Биттлшэма.
Толпа решила, что он иссяк.
— Сосунок! — выкрикнул чей-то голос.
Товарищ Батт встрепенулся, и даже с того места, где я стоял, было видно, что глаза его мстительно заблестели.
— Ах! — вскричал он. — Вы можете смеяться, товарищи, вы можете ухмыляться и презрительно пожимать плечами, но позвольте мне вас заверить, что рабочее движение ширится с каждым днём, с каждым часом! Да, оно распространилось даже на так называемое высшее общество! Возможно вы мне поверите, когда я сообщу вам, что здесь, сегодня, на этом месте, в наших рядах присутствует один из выдающихся деятелей рабочего движения, племянник того самого лорда Биттлшэма, который вызвал ваш справедливый гнев всего несколько минут назад!
И прежде чем несчастный Бинго успел сообразить, что происходит, Батт протянул руку и дёрнул его за бороду. Она оторвалась в одну секунду, и должен вам честно сказать, что, хотя речь Бинго произвела на публику небывалое впечатление, она сравниться не могла с тем успехом, который сейчас выпал на долю Батта. Я услышал изумлённый возглас лорда Биттлшэма, а затем все звуки потонули в громе аплодисментов. Я хочу отдать Бинго должное: несмотря на кризис, он не растерялся и действовал смело и решительно.
Схватить товарища Батта за тщедушную шею и попытаться открутить ему голову было для малыша делом одной минуты. К несчастью, прежде чем он успел добиться желаемых результатов, печальный полисмен повеселел, словно по волшебству, и кинулся вперёд, а через несколько секунд уже пробирался сквозь толпу, держа Бинго за шиворот правой рукой, а товарища Батта — левой.
— Позвольте пройти, сэр, — вежливо обратился он к лорду Биттлшэму, перегородившему весь проход.
— Что? — ошарашенно спросил старикан, видимо, ещё не успевший прийти в себя.
При звуках его голоса Бинго быстро поднял голову, выглядывая из-под руки полисмена, и сник, словно он был воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Затем он продолжил путь, всем своим видом напоминая безвременно увядший цветок. В Гудвуде ему явно не повезло.
Обычно Дживз подаёт по утрам чай и мгновенно исчезает из спальни, предоставляя мне возможность погрустить в одиночестве, но иногда он остаётся и незаметно стоит в почтительной позе, давая понять, что ему надо о чём-то со мной поговорить. На следующее утро после скачек в Гудвуде я лежал на спине, глядя в потолок, когда неожиданно заметил, что Дживз ещё не ушёл.
— О! — воскликнул я. — Что случилось?
— Рано утром к вам заходил мистер Литтл, сэр.
— Да ну, разрази меня гром, правда? Он тебе рассказал, что произошло?
— Да, сэр. Именно в связи со вчерашними событиями он желал вас видеть. Мистер Литтл намеревается удалиться из Лондона и некоторое время пожить за городом.
— Очень разумно с его стороны.
— Я тоже так считаю, сэр. Однако у мистера Литтла возникли небольшие финансовые затруднения. Я взял на себя смелость, сэр, одолжить ему от вашего имени десять фунтов. Вы одобряете мои действия?
— Ну, конечно. Возьми десятку с туалетного столика.
— Слушаюсь, сэр.
— Дживз, — сказал я.
— Сэр?
— Знаешь, до сих пор не могу понять, как такое могло произойти. Я имею в виду, откуда этот тип, Батт, узнал о Бинго?
Дживз кашлянул.
— Боюсь, в этом виноват я, сэр.
— Ты? Почему?
— Дело в том, сэр, что в случайном разговоре с мистером Баттом я неосторожно упомянул, кто такой мистер Литтл.
Я сел на кровати.
— Что?!
— Да, сэр. Я отчётливо помню, как сказал, что титанический труд мистера Литтла в деле рабочего класса заслуживает общественного признания. Я искренне сожалею, что по моей вине отношения между мистером Литтлом и его светлостью временно испортились. И это ещё не всё. Из-за меня расстроилась помолвка мистера Литтла с молодой леди, которая пила у нас чай.
Я снова уселся на кровати. Чудно, но до сих пор я даже не задумывался о просвете в тучах.
— Ты имеешь в виду, они разошлись?
— Окончательно и бесповоротно, сэр. Из объяснений мистера Литтла я понял, что ему больше не на что надеяться. Даже если б не было других препятствий, отец молодой леди, судя по словам мистера Литтла, считает его обманщиком и шпионом.
— Разрази меня гром!
— Похоже, я неумышленно явился причиной множества неприятностей, сэр.
— Дживз! — сказал я.
— Сэр?
— Сколько денег лежит на туалетном столике?
— Кроме десяти фунтов, которые вы велели мне забрать, сэр, две банкноты по пять фунтов, три по одному, десять шиллингов, две полукроны, флорин, четыре шиллинга, шесть пенсов и полпенни, сэр.
— Забирай, — сказал я. — Ты их заработал.
ГЛАВА 13. Проповедь с гандикапом
Каждый год после скачек в Гудвуде я обычно не нахожу себе места. По правде говоря, я не большой любитель птичек, деревьев, лугов и цветочков, но Лондон в августе, вне всяких сомнений, неподходящее место для отдыха, и в это время меня так и подмывает умотать куда-нибудь за город и носа не высовывать до тех пор, пока жизнь в городе не станет веселее. В Лондоне через три недели после бесславной истории с малышом Бинго, о которой я вам только что рассказывал, было безлюдно и пахло раскалённым асфальтом. Все мои приятели разъехались кто куда, большинство театров позакрывались, а на Пикадилли затеяли какой-то ремонт.
Жара стояла адская. Однажды вечером я сидел в своей старой, доброй квартире, пытаясь собраться с силами, чтобы дойти до кровати, и чувствуя, что я так долго не протяну. Когда Дживз принёс мне
