Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

что вам незачем так сильно спешить. Тем более ч-ч-что у меня к вам маленькое дельце.

Румега.

Даже очень благодарен вам, да вот видите,— под моей кожей снова воскресла огромная муха. Еще одно такое маленькое дельце, и в левом боку у меня снова начнет плескаться.

Помыкевич.

Вот поэтому-то, чтобы не начало плескать­ся и чтобы безапелляционно издохла исполинская муха, я хотел вам кое-что предложить, отец депутат.

Румега.

Вы очень учтивы, меценат, но это уже в дру­ гой раз.

Помыкевич.

Поч-ч-чему, отче, в другой раз? Почему не сегодня?

Румега.

Прощайте, меценат. Некогда мне с вами...

(Идет к дверям.)

Помыкевич преграждает ему дорогу и показывает снимок. Румега садится.

Если ваше дело не требует много времени, говорите, меценат.

Помыкевич.

Думаю, что вы сразу поймете, отче, ваши собственные интересы и пользу для народа.

Румега

(встает).

Уже у меня какая-то гадость плещется

в

боку...

Помыкевич.

Вы поняли, в чем дело?

Румега.

В левом боку...

Помыкевич.

Ж-ж-жду три дня официального сообще­ ния в газете о вашем отречении от депутатского мандата. Идео­логия известного украинца, государственного деятеля не по­зволяет дольше терпеть такой аномалии...

Румега.

Меценат, вы, как я вижу, человек без сердца!

Помыкевич.

У меня только сердце спартанца, отче.

Румега.

Вы словно бан...

Помыкевич показывает ему снимок.

Помыкевич.

Жду три дня. Иначе ваши дела будут преданы гласности.

Румега.

Я... я вас очень хорошо понимаю, меценат...

Помыкевич.

Это будет полезно для вашего здоровья и для украинского народа, отче...

Румега.

Я и

сам не раз думал об этом. Вы только уско­рили мое решение.

Помыкевич.

Если бы моя гражданская скромность по­ зволяла, я бы гордился этим.

Румега.

Это даже очень хорошо с вашей стороны. Да раз­ве вы, меценат, не утомились до сих пор работой с народом? Это, знаете, такая работа, которая требует столько самопожертвова­ния и бескорыстной преданности делу...

Помыкевич.

Кроме того, отче, я следую примеру не­ которых наших деятелей, которые в творческом порыве сразу сидят на нескольких директорских стульях.

Румега.

И, несмотря на это, они совсем даже хорошо выглядят.

Помыкевич.

Но, к сожалению, о себе вы не можете этого сказать.

Пауза. Отец Румега встает.

Румега.

Прощайте, меценат!..

Помыкевич.

Прощайте, отч-ч-че, да не забудьте напом­нить о себе!

Пауза.

Румега.

Я, даст господь бог, напомню вам о себе, ме­ ценат!..

Помыкевич.

В течение трех дней, отче!..

(Выводит отца Румегу за двери и открывает двери в канцелярию.)

Пане то­варищ!

Входит Дзуня.

Помыкевич.

Какой это, вы говорили, тигр?

Дзуня.

Бенгальский.

Помыкевич.

Так вот, бенгальский тигр живьем слона проглотил. Ч-ч-что же вы на это скажете, пане товарищ?

Дзуня.

Мы можем только взаимно поздравить друг друга, меценат, тем более, что в самую последнюю минуту я просил руки у панны Леси и...

Помыкевич.

И...

Дзуня.

И... не получил отказа.

Помыкевич.

Значит, Леся в канцелярии?

Дзуня.

Леся не оставит своих обязанностей, пока ее не призовут обязанности семейные, меценат...

Помыкевич.

Это меня очень радует.

Дзуня.

Это необыкновенно мило с вашей стороны, тем более, что вам, я полагаю, ничего не останется, как только бес­корыстно содействовать ее счастью.

Помыкевич.

Вы об... Ах, так! Ну, как же! По крайней мере нужно ее искренне, сердечно поздравить.

(Идет в сторону канцелярии.)

Ага! Пане товарищ! Как вы думаете, будет ли это жилище соответствовать моему депутатскому положению? Я хо­тел спросить, не будет ли оно тесновато, или не репрезентативно. Вы же сами знаете депутатские обязанности...

Дзуня.

Это лучше отложить на время, когда станете сена­тором, а пока что... а пока что позолотите рамку картины «Въезд Хмельницкого в Киев»!

Помыкевич.

Ч-ч-чудесная идея! Мне это тоже прихо­ дило в голову. А что бы вы сказали, если бы Тарасу золотые усы приделать?

Дзуня.

Прекрасная мысль, меценат.

Помыкевич.

Правда, хороша?.. Это, знаете, пиетизм для гения, стоит того, пиетизм для старенького

(Становится на кресло, снимает со шкафа гипсовый бюст Шевченко и це­лует его в губы.)...

для старенького... Пане товарищ! Как хорошо, как ч-ч-чудесно чувствовать себя наверху. Вы вид-дите, пане товарищ, у меня ещ-ще никогда так высоко не поднималась грудь! Пан депутат доктор Помыкевич и... Ах!..

Входит

Помыкевичева.

Помыкевичева.

Меценат! Неужели вы и при людях будете меня срамить. Это же трагедия!

Помыкевич.

Еще большая трагедия, если жена не пони­мает орлиных порывов своего мужа!..

(Уходит в канцелярию.)