Пауза.
Думаю, что ты ни-ч-чего не будешь иметь против этого, Милена.
Помыкевичева.
В таком случае прощаю тебе, что я до сих пор ничего не знала об этом, Ахилл...
Помыкевич
(иронически).
Пощади, великодушная Милена!..
Помыкевичева.
Надеюсь, не забудешь, Ахилл, и про новые визитные карточки.
Помыкевич.
На пергаментной бумаге, Милена. А теперь побегу к фотографу, чтобы во всех газетах одновременно...
Входит
Дзуня.
Помыкевичева.
К фотографу... А ты, Ахилл, не сказал: я бы сразу галстук завязала!
(Повязывает галстук.)
Дзуня.
Я не помешал?
Помыкевич.
Об этом, пане товарищ, у моей женушки спросите! Как, Миленочка! Хе-хе-хе-хе!
Помыкевичева.
Спокойно, Ахилл, и не обращай вни мания на глупости. Видишь — галстук завязываю.
Дзуня.
Все это кажется таким необычным, что мне даже и в голову не пришло на сей раз постучать в дверь.
Помыкевичева.
А не пришло ли вам случайно на мысль, что не нам беспокоиться за вашу бестактность...
Дзуня.
Нет, пани, ибо прежде всего я предполагал узнать о вашем здоровье.
Помыкевич.
Тогда и спрашивайте о здоровье друг друга, а я тем временем зайду к фотографу. Благодарю тебя от всей души, Милена!
(Целует ее руку.)
Помыкевичева.
Я тебя очень прошу, Ахилл!..
(Целует его в лоб.)
Дзуня.
Гм... Какое это в своей скромной красе — могучее...
Помыкевич
(осматривает себя с ног до головы в зеркале).
Это верно! В скромной красе своей какое могучее!.. Господа, простите! Ведь теперь мое время принадлежит нации. Прощай, Милена!
Помыкевичева.
Дорогой Ахилл!
Помыкевич не спеша выходит.
Дзуня.
Как вижу, пани, вы тоже уже знаете!
Помыкевичева.
Знаю больше, чем вы могли бы пред полагать!..
Дзуня.
Позвольте выразить мою глубокую радость...
Помыкевичева.
Пане! Не радуйтесь пока...
Дзуня.
Вы, наверное, не поняли меня, Милли.
Помыкевичева.
К счастью, я вас очень хорошо поняла, пане!
Дзуня.
И, несмотря на это, мои объятия напрасно ждут вас, Милли?..
Помыкевичева.
Именно потому, что я должна бросить ся в объятия других, пане!
Дзуня.
Вы шутите, Милли.
Помыкевичева.
А когда вы клялись мне, вы тоже шу тили?
Дзуня.
Искренняя любовь не знает шуток, Милли.
Помыкевичева.
Так, так, пане. Об этом вы узнаете вскоре, как я узнала вчера...
Дзуня.
Вы узнали...
Помыкевичева.
Что вы на каждом шагу подло нару шали присягу, пане!
Дзуня.
Имеете доказательства?
Помыкевичева.
Об этом вы сами позаботились, как видите, за несколько месяцев вперед. Теперь вы поняли мой поступок?..
Дзуня.
Поступок?..
Помыкевичева.
Вчера я равной мерой отплатила вам. Это был... пламенный протест растоптанного женского сердца...
Дзуня.
Бедное сердце...
Пауза.
Помыкевичева.
Дзуня, ты плачешь?..
Дзуня.
Как-то не хочется плакать.
Помыкевичева.
Не хочется?!.
Дзуня
(пожимает плечами).
Решительно не хочется.
Помыкевичева.
Значит...
Дзуня.
Значит — все как нельзя лучше.
Помыкевичева.
Выходит...
Дзуня.
Выходит: я вам изменил, вы — мне, но незачем нам нарушать... национальную солидарность, как сказал бы наверное меценат Помыкевич.
Помыкевичева.
Сейчас же уйдите отсюда! Вы...
Дзуня.
Вы правы. Мне как раз надо зайти купить невесте шоколада.
Помыкевичева.
Не забудете вы меня!..
Дзуня.
Совершенно верно! С наслаждением буду вспоминать о вас, пани! «Не питай, чого в мене заплакані очі.
(Выходит в канцелярию.)
Помыкевичева, вконец взволнованная, бегает по комнате, после чего звонит по телефону.
Помыкевичева.
Алло, алло! Тридцать три — тридцать три, отель «Под Трезубцем». Не выехал ли еще случайно отец Румега? Да, попросите его!
Пауза.
Вы, отец? Помыкевичева. Здравствуйте! Не могли бы вы зайти ко мне? Разумеется, только ко мне, отец. Можете только выиграть на этом, отец! Помыкевичева говорит, отец!.. Нет, с мужем не встретитесь! Сейчас. Это будет лучше всего, отец! До свидания, отец!
(Звонит.)
Входит Варвара.
Варвара.
Пани звонили?
Помыкевичева.
Есть кто-нибудь на кухне?
