Норма.
Ключ, фрау Мильх.
Фрау Мильх.
Я же сказала...
Норма.
Нет, вы не сказали, как он попал в руки Белина.
Фрау Мильх
(со страхом озираясь).
Ради бога! Кто вам сказал? Кто вам мог сказать?..
Норма.
Он злоупотребляет вашим доверием и вашей... любовью, да?
Фрау Мильх молчит.
Он глумился над вами, глумился так, как на это способны люди его породы. За вашу любовь он отблагодарил тем, что сделал вас сообщницей своего преступления.
Фрау Мильх.
Леди! Клянусь, мисс, ранами Христа, что на моих руках нет ни капли крови Анны Робчук!..
Норма.
Неправда! Если этой крови и нет на ваших ру ках, то она на вашей совести, фрау Мильх. Не сегодня, так завтра вам придется за это ответить!
Фрау Мильх зарыдала.
Вы дали Белину ключ от вашей квартиры?
Фрау Мильх.
Я не знала, что он убьет ее, леди...
Норма.
Вы знали, кто убийца Анны Робчук! Вы знали и молчали!
Фрау Мильх.
Я хотела... жить, леди!
Норма.
Анна Робчук тоже хотела жить. А впрочем, оставим это. У вас в ящике что-нибудь, кроме брошки, было?
Фрау Мильх подтверждает кивком головы.
Что именно?
Фрау Мильх.
Платиновые серьги и часы моего по койного мужа, золотые часы «Шафгаузен» с цепочкой.
Норма
(записывает).
Белин хотел и при этом поживиться. Больше ничего не бросилось вам в глаза?
Фрау Мильх.
Пожалейте меня, леди!
(Плачет.)
Норма.
Я вам не враг, фрау Мильх, я буду вашим дру гом и защитником, если вы заслужите это... Я верю в справедливость, и она должна победить, чего бы это мне ни стоило. Я слушаю вас, фрау Мильх.
Фрау Мильх.
Сегодня утром, подметая в гостиной, я нашла под ковром... подождите, леди, я сейчас принесу.
(Уходит в квартиру и тут же возвращается с конвертом в руках.)
Я не знаю, откуда это взялось у меня, да еще на полу под ковром. Я хотела было сжечь, но подумала, что, может, это спрятала покойная Анна...
Норма.
Разрешите!
(Берет из рук фрау Мильх конверт и достает из него бумаги.)
Написано по-русски. Что- то вроде списков... Ох, постойте!..
Фрау Мильх.
Что-то важное, леди?
Норма.
Да-а!.. По-моему, очень важное. Не за эти ли бумаги Анна Робчук заплатила жизнью?
Входит
Бентли,
стряхивает снег с пилотки.
Бентли.
Наконец, можно проветриться на лыжах. Снежок... Не плохо было бы, Норма, махнуть на денек-другой в Гармиш-Партенкирхен.
Норма
(не меняя позы).
Нет, Эдвин, мы не поедем в Гармиш-Партенкирхен...
Бентли.
Ага, понимаю. Прости, Норма. Что-нибудь новое?
Норма
(кладет перед ним конверт).
Посмотри! Фрау Мильх нашла в своей гостиной.
Бентли
(посмотрев бумаги).
Как раз то, что так лихорадочно искал майор...
Норма. ...и
ничего не нашел, хотя его агентами были предприняты все меры, до убийства Анны Робчук включительно, а?
Бентли.
Думаю, что ты не далека от истины.
Норма.
Фрау только что призналась мне, что она от дала ключ от квартиры своему неверному ухажеру. Да больше того
(говорит громче, повернувшись к фрау Мильх),
фрау Мильх сказала мне, что Белин не ограничился одним ключом,— в ящике ее комода, кроме брошки, были еще золотые часы и платиновые серьги. Все это бесследно исчезло.
Фрау Мильх
(плачет).
Такой негодяй! Такой негодяй! О господи!
Норма
(Бентли, тихо).
Ты должен немедленно сделать обыск у Белина!..
Пауза.
Бентли.
Из этого ничего не выйдет, моя дорогая.
Норма.
Почему?
Бентли.
Во-первых, потому, что Белин, очевидно, успел уже продать эти вещи. А во-вторых... Петерсон официально запретил мне заниматься делом Макарова.
(Отодвигает конверт от себя.)
Норма.
И ты принял это к сведению?
Бентли.
Я только офицер, Норма.
Норма.
А я до сих пор думала, что ты не только офицер.
(Прячет конверт и бумаги в сумку.)
Бентли.
И ты была права. Но что ж мы сможем сде лать, дорогая, если против нас выступила грозная бюрократическая машина, которая беспощадно раздавит каждого, кто осмелится стать ей на пути? Эта машина только в одном случае выходит из строя, когда она наталкивается на Россию. Теперь тебе понятно раздражение Петерсона?
Норма.
Понятно.
Бентли.
Ты знаешь, что происходит сегодня в лагере перемещенцев? Достаточно было невинной демонстрации в защиту Макарова, чтобы власти запретили этим людям в течение недели оставлять бараки. Можешь пойти полюбоваться. Зрелище, достойное богов; вся военная мощь Соединенных Штатов свалилась на головы двух тысяч безоружных белых рабов. Сверхмощные танки патрулируют на улицах города, вокруг лагеря снуют бронемашины. Но самое удивительное в этой комедии то, что она каждую минуту может превратиться в трагедию. Наши мыловары умеют стрелять в безоружных! И в грудь и в спину — в зависимости от объекта; но своим соотечественникам они предпочитают — в спину.
Норма.
Зачем ты мне говоришь все это?
Бентли.
Подумай, стоит ли из-за одного-единственного