— Ни фамилия, ни название ничего мне не говорят.
— Может, и нет, но так получилось, что я знаю, кто содержит это агентство: фирма НорАмБио.
— Теперь понимаю.
Карев почувствовал, как начало колотиться у него сердце, а волосы встали дыбом. НорАмБио была средних размеров фармацевтической фирмой, вкладывающей средства в исследования и производство биостатов.
Гвинни сверкнул своими белыми зубами.
— Это еще не конец. В прошлом году принадлежащая НорАмБио техническая фирма перекупила запущенную компанию «Идеально Гладкие Подшипники» из Айдахо Фоллс. Многие месяцы фабрика не работала, но последние два дня, точнее, ночи, там происходит что-то странное.
— Вы думаете?.. — Уверенности у меня нет.
— Но вы полагаете, что там моя жена? Гвинни пожал плечами.
— В этом мы скоро убедимся, — ответил он. — Я как раз туда еду. Просто я подумал, что вас интересует, как идет следствие.
— Я еду с вами, — заявил Карев.
Гвинни ответил не сразу, его лицо с большой угловатой челюстью выражало сомнение.
— Не скажу, что пришел от этого в восторг, — заметил он. — Это путешествие может оказаться опасным, а за риск платят мне, а не вам.
— Это не важно, — отрезал Карев. — Скажите только, где вы, и я приеду.
Через несколько минут, когда он уже выходил, снова зазвонил видеофон. Карев нетерпеливо повернулся, ожидая увидеть Гвинни, но в аппарате мигал желтый огонек, означавший дальнее сообщение без изображения. Когда он принял соединение, на экране появился текст. Первая его строка извещала, что отправлено оно с базы Объединенных Наций Нувель Анверс, а содержание было следующим:
Удовлетворенный Карев покачал головой и сделал фотокопию сообщения, чтобы показать ее Гвинни и Баренбойму. Однако по дороге к месту свидания ему пришло в голову, что есть что-то идиотское в ситуации, когда стеклянная статуэтка чувствует удовлетворение, получив неопровержимое доказательство того, что ее хотели разбить на кусочки.
Глава ТРИНАДЦАТАЯ
— Вы знаете, как проще всего привести человека в замешательство? — спросил Гвинни с переднего сиденья, поворачиваясь к Кареву боком. За его головой пролетали, уносясь назад, приглушенные пластиковым покрытием туннеля огни поселка в Айдахо.
— Нет, — ответил Карев, Он бы предпочел вообще молчать и думать об Афине, но поскольку они продвигались по пневматической перистальтике туннеля, Гвинни было нечего делать, и он начал болтать.
— Нужно сделать то, что я сейчас.
— То есть? — спросил Карев, внимательно следя за лицом детектива, который уставился на него.
— Вы не видите?
— Того, что вы на меня смотрите?
— He на вас, — ответил Гвинни, придвигая свое лицо ближе. — Я смотрю на ваши губы. Если вы хотите привести кого-то в замешательство, достаточно вглядываться в его губы, когда он говорит.
— Спасибо за бесценный совет, — мрачно ответил Карев. — Уверен, он мне весьма пригодится в дальнейшей жизни.
— Пустяки, у меня голова набита такой информацией. Я почерпнул ее из книг.
Карев нахмурился. Раз за разом кто-нибудь напоминал ему о литературе, и, насколько он помнил, в большинстве это были остывшие. Может, они проводили время за чтением? Он поерзал на сиденье, пытаясь расслабиться. Беспокойство за ближайшее будущее переполняло его, и он почувствовал непреодолимое желание поговорить с Гвинни.
— Вы действительно читаете книги? — скептически спросил он.
— Ну, конечно. А вы — нет?
— Нет. Но иногда смотрю Османа в тривизии, — он говорил, как будто оправдывался.
— Этого выскочку! — насмешливо воскликнул Гвинни. — Разве не он сказал однажды, что предводительствовать другими, значит, не видеть необходимости следовать за другими?
— Не знаю.
— Разумеется, он, — заверил его Гвинни. — В роли философа этот человек попросту жалок. Возьмем к примеру Бредли…
— Вы не могли бы объяснить, — быстро сказал Карев, — кто или что такое Beau Geste?
Гвинни неуверенно покачал головой.
— Я читал мало беллетристики. Кажется, это был английский аристократ, который затеял семейный скандал, а затем бежал из страны и вступил в какой-то гарнизон с железной дисциплиной, где-то в пустыне. Вероятно, в бывший Французский Иностранный Легион.
Карев кивнул — это объясняло слова Кенди, по поводу его приезда в Африку.
— В таком случае, что вы читаете?
— Почти все. Книги исторические, научные, биографии… В этот момент Карев вспомнил слова старого Костелло.
— И сколько из этого вы помните?
— О! — воскликнул Гвинни. — Дело вовсе не в том, чтобы запомнить. Прочтя книгу из любой области знаний, даже если вы не запомните из нее ни слова, вы хоть и останетесь по-прежнему в целом невеждой, но все-таки что-то в вас сдвинется.
— То есть как?
— Это трудно объяснить. Пожалуй, можно сказать, что после этого человек представляет объем своего незнания.
Карев промолчал, соображая, достаточный ли это повод для бессмертия — открытие своего невежества. Можно ли считать, что это растет мудрость? А может, новый вид невежества Гвинни тоже подчиняется стирающему действию времени? Лицо Костелло выражало печаль и разочарование человека, который многое пережил, но ничего от этого не сохранил.
Постепенно тормозя, болид проехал ряд автоматически открывающихся и закрывающихся шлюзов, потом попал в камеру терминала в Айдахо Фоллс. После короткого перерыва, во время которого автоматический погрузчик поставил болид на шасси, Гвинни направил машину на юг. На дороге машин было мало, и вскоре они оказались на окраине старого города, где по обе стороны пустынных улиц тянулись мрачные фабричные строения. Голубовато-зеленый свет обтекал монотонные стены и сочился к звездам, приглушая их сияние. Карев почувствовал почти приятную дрожь возбуждения — это предчувствие опасности по-прежнему было для него слишком новым и чуждым, однако он знал, что по крайней мере оно разгонит нараставшую с утра тоску. Кроме того, он ждал, что в любую минуту может увидеть Афину. Он глубоко вздохнул и вдруг почувствовал кислый запах пота. Карев взглянул на Гвинни: лоб детектива покрывали капли пота. Для Карева этот непривычный запах связывался с нервным напряжением. То, что он появился, удивило и обеспокоило его.
.— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Скорее, неважно, — ответил Гвинни. — В моей профессии это обычное дело. — Он коснулся
