— Чувствуйте себя, как дома.
Они вышли из комнаты. Карев долил себе виски и подошел к столу, разглядывая глобус. Небольшой, размером примерно с апельсин, он располагался в сложном корпусе с карданной подвеской, увенчанной набором линз, а континенты разместили на нем как попало. Приглядевшись внимательнее, он понял, что все на нем перевернуто, как в зеркале. Поверхность глобуса была усеяна тысячами географических названий, ни одно из которые нельзя было прочесть невооруженным глазом. Разглядывая подставку, Карев обнаружил на ней два ряда кнопок, снабженных надписями: «Географическая долгота» и «Географическая широта». Удивляясь точности инструмента, он нажал самую большую красную кнопку. Глобус закрутился, устанавливаясь в положение, определенное запрограммированными координатами, а в объективе загорелся свет.
Глядя на фрагмент глобуса, высвеченный на потолке, Карев глотнул из бокала, и внезапно алкоголь потерял для него вкус, ибо в самом центре светящейся карты он заметил африканскую местность Нувель Анверс.
Значит, Баренбойм и Плит по каким-то, только им известным причинам, изучали именно этот небольшой участок континента, где его едва не лишили жизни.
Он погасил глобус и снова сел в кресло, пытаясь любой ценой придать себе свободный и беззаботный вид, когда его начальники вернутся в комнату.
Глава ДВЕНАДЦАТАЯ
Впервые в жизни оказавшись с глазу на глаз с частным детективом, Карев с интересом разглядывал Теодора Гвинни. Этот невысокий энергичный мужчина с внимательным взглядом, выглядевший так, будто остудился лет в пятьдесят, был одарен разумом, казалось, работавшим в ускоренном темпе — он мчался вперед только затем, чтобы закончить шуткой все, о чем говорилось. Кареву казалось, что Гвинни бросался на любую, даже самую банальную фразу, как терьер на добычу, и терзал ее до тех пор, пока не вырывал из нее какой-нибудь афоризм. Каждый короткий обмен фразами четырех мужчин, собравшихся в библиотеке Плита, кончался какой-нибудь эпиграммой, которую Гвинни произносил, понизив голос, обнажая при этом в улыбке снежно-белые зубы. Поначалу Карев сомневался в его компетенции, однако заметил, что Баренбойм обращается к Гвинни с некоторым уважением и прислушивается к каждому слову детектива.
— Похоже на то, Теодор, что мы поручаем тебе сразу два дела, — задумчиво сказал Баренбойм, складывая пухлые руки, как для молитвы.
— Два дела… но ты упал бы со стула, если бы я потребовал двойного гонорара, — ответил Гвинни, сверкая зубами. — Прошу прощения, давай дальше.
Баренбойм понимающе улыбнулся.
— Мы просим тебя найти жену Вилли, — сказал он. — Кроме того, есть еще его личное дело. Вилли убежден, что кто-то хотел его убить.
— Это чудовищно, — сказал Гвинни, сочувственно глядя на Карева. — Только одно может быть хуже неудачного покушения на нашу жизнь: покушение удачное.
Наученный опытом, Карев кивнул. Он еще раньше обратил внимание на то, что Баренбойм не слишком поверил в смертельную опасность, нависшую над его головой. Частицей своего естества он испытывал раздражение, не сумев убедить никого, что является целью атак убийцы, но огонь в камине так мило грел его ноги, а шотландское виски так мило согревало его желудок, что Карева охватило блаженство, превратившее усталость в наслаждение.
— Не вижу трудностей, — сонно сказал он. — Я хотел бы сотрудничать с Теодором, когда он будет искать мою жену. Догадываюсь, что одновременно он позаботится о том, чтобы я был жив и здоров.
— А я догадываюсь, что как доктор, — вставил Гвинни, потирая руки, — смогу потребовать дополнительный гонорар за врачебную опеку.
— Кстати, Вилли, ты же у нас выздоравливающий, — сказал Баренбойм. — Ты уже был у врача?
— Еще нет. Я привык работать в половину мощности.
— Я не знаток этого, но тянуть не следует. Я пришлю тебе нашего врача.
— Не беспокойся, — ответил Карев, в котором вдруг ожила неприязнь к госпиталям. — Утром я навещу своего.
— Хорошо. Пусть пришлет счет в Фарму.
— Спасибо, — Карев поймал себя на том, что едва не заснул. — Пожалуй, мне пора домой.
— Это не обязательно, — с удивительной горячностью произнес Плит, все время просидевший неподвижно на своем невидимом викторианском стуле, поигрывая брелком в виде сигары. — Предлагаю вам ночлег у меня.
Карев отрицательно покачал головой.
— Я все же предпочитаю вернуться домой, — ответил он. — Именно там могла бы искать меня Афина.
Он встал и, убедившись, что Гвинни знает его домашний номер, вышел и сел в болид. Когда он доехал до дома, ноги его на каждом шагу подгибались, и он заснул, едва упав на кровать.
Проснулся он утром, и сразу же вернулись опасения за жизнь Афины, которые так легко рассеялись вчера аргументами Баренбойма. Из рассуждений председателя вытекало, что ни у кого нет причин убивать Афину. Однако точно так же не было причин убивать и его. Тем не менее четырежды в течение одних суток он был на волосок от смерти. Хоть и не чувствуя голода, Карев сделал себе легкий завтрак, состоявший из яиц и сока цитрусовых, а потом подошел к видеофону и соединился с доктором Вести. Он договорился встретиться в десять, а освободившееся время потратил на удаление щетины и поиски чистой одежды.
Кабинет доктора Вести располагался на восьмом этаже здания медицинских наук. Карев явился туда пораньше, но кибернетическая секретарша не заставила его ждать, а сразу впустила. Вести был похож на ученого. Он остудился только после шестидесяти. Кареву он указал на стул.
— Добрый день, Вилл, — сердечно сказал он. — У тебя что, проблемы с адаптацией?
— То есть?
— Из твоей компкарты следует, что вы с Афиной недавно зарегистрированы в министерстве здоровья как бессмертные. Я думал, что, может…
— Ах, вот оно что! Нет, это не гидра вожделения поднимает свою голову, а… Можешь ли ты что-то посоветовать при проколотом легком?
Карев рассказал, что с ним случилось, не вдаваясь в подробности, правда, почему так внезапно и не предупреждая никого покинул полевой госпиталь.
— Вообще-то я должен тебя поблагодарить, Вилл, — сказал Вести, задумчиво разглядывая его. — Почти за восемьдесят лет врачебной практики я впервые сталкиваюсь с колотой раной. Разденься до пояса, и я посмотрю, что они с тобой сделали.
Он включил стоящий на столе выход компьютера и запросил подробную информацию о лечении Карева в госпитале в Африке. После едва заметной паузы устройство выплюнуло ленту бумаги, которую Вести с интересом изучил. Отложив ее, он снял с груди Карева повязку. Пока он теплыми сухими пальцами ощупывал район раны, Карев старался не смотреть вниз.
— Выглядит неплохо, — сказал, наконец, Вести, хотя в его голосе звучало сомнение. — Когда точно ты сделал себе укол?
Карев мысленно подсчитал.
— Десять дней назад, — сказал он.
— Ага. А какой марки был пистолет?
— Я работаю на Фарму, — ответил Карев, стараясь говорить спокойно, но в то же время почувствовав волнение, — поэтому…
— То есть ты пользовался Фармой Е.12?
— Конечно. А почему ты спрашиваешь?
— Так, мелочи. Мне показалось, что рана заживает медленно, слишком медленно для бессмертного. Вероятно, что-то нарушило процесс заживления. А теперь сядь, и я осмотрю то легкое.
