Часа еще не успели они отшагать по дороге,Рейнеке Гримбарту так говорит: «Мой милейший племянник,Друг драгоценный! Признаться, я весь трепещу от боязни:Все я никак не избавлюсь от страшной, навязчивой мысли,Будто действительно смерти своей я шагаю навстречу.Вижу теперь пред собой все грехи, совершенные мною.Ах, не поверите вы тревоге души угнетенной!Слушайте! Вам я хочу исповедаться! Где же другогоДуховника я достану? А если я совесть очищу,Разве не легче мне будет предстать пред моим государем?»Гримбарт ответил: «Сначала покайтесь в грабительстве, в кражах,В злостных предательствах, в прочих злодействах и кознях — иначеИсповедь вам не поможет». — «Знаю, — ответил смиренноРейнеке, — дайте начать и слушайте с полным вниманьем:«Confiteor tibi, pater et mater[8], что пакостил частоВыдре, коту и всем прочим я, в чем признаюсь и охотноКару готов понести». Барсук его тут прерывает:«Бросьте латынь, говорите по-нашему — будет понятней…»Лис говорит: «Хорошо. Признаюсь (для чего мне лукавить?),Я перед всеми зверями, ныне живущими, грешен.Дядю-медведя на днях защемил я в дубовой колоде,—Голову он изувечил, подвергся жестоким побоям.Гинце повел я к мышам, но в петлю завлек я беднягу,—Много он выстрадал там и даже остался без глаза.Прав и петух этот, Геннинг: детей у него похищал я —Взрослых и маленьких, всяких. Я их съедал с аппетитом.Я самого короля не щадил, и немало я сделалГадостей всякого рода и ему, и самой королеве.Поздно она спохватилась!.. И должен еще я признаться:Изегрим-волк мне служил мишенью жестоких издевок.Времени нет обо всем вам рассказывать. Так, для насмешки,Я величал его дядей, а мы с ним ни браты, ни сваты.Как-то, лет шесть уж назад, ко мне он является в Элькмар(В тамашнем монастыре проживал я) и просит поддержки:Он, мол, намерен, постричься в монахи. Профессия эта,Он полагал, подойдет ему очень, — и в колокол бухнул.Звоном он был очарован. Волчьи передние лапыЯ привязал к колокольной веревке — и, очень довольный,Так развлекался он: дергал веревку — учился трезвонить,Но незавидную славу стяжал себе этим искусством,Ибо трезвонил, как буйнопомешанный. В переполохеТолпами люди бежали со всех переулков и улиц,Были уверены все, что случилось большое несчастье.Но прибежали — и видят виновника. И не успел онТолком и объяснить, что готовится к сану святому,До полусмерти он был избит налетевшей толпою.Все же, глупец, он стоял на своем и ко мне привязался,Чтобы ему я помог приличную сделать тонзуру.Я его тут надоумил на темени волосы выжечь,Так, что на месте ожога вся вздулась и сморщилась кожа…Рыбу ловить я его научил, — нахлебался он горя!..Как-то бродил он со мной по Юлихскому краю. ОднаждыК дому попа мы пробрались. А поп — богатейший в округе.Был у попа и амбар с роскошными окороками;Сало нежнейшее, в виде длинных брусков, там хранилось;Ларь там стоял, а в ларе — солонины свежей запасы.В каменной толстой стене Изегрим выскреб лазейку,Через которую он проникнул довольно свободно.Я торопил его, жадность его подгоняла сильнее.Только и тут он не мог обуздать аппетит ненасытный,—Перегрузился чрезмерно! Брюхо, конечно, раздулось,—Хочет уйти наконец он, а щель не пускает обратно.Ах, как ругал он обманщицу! «Голоден был — пропустила,Стоило только насытиться — не выпускает, злодейка!»Я между тем учинил суматоху большую в деревне,Жителей всех взбудоражил, по волчьим следам направляя.Сам я ворвался к попу, — он мирно сидел и обедал,Жирный каплун перед ним, только что принесенный, дымился,Дивно зажаренный! Я его хапнул — и выскочил сразу.Поп закричал и погнаться хотел, но за стул зацепился,Стол опрокинул при этом со снедью, с напитками всеми.«Бейте, ловите, колите!» — патер вопил разъяренный,Но поскользнулся (он лужи, увы, не заметил) — и в лужуШлепнулся гнев охлаждать. С криками люди сбежались,—Каждый меня растерзал бы! А патер вопит, как безумный:«Что за отчаянный вор! Со стола утащил он жаркое!»Люди бегут, я несусь впереди, добежал до амбара,Здесь каплуна уронив: на беду, непосильно тяжелойСтала мне ноша. Толпа меня из виду тут потеряла,Но каплуна получила, а патер, его поднимая,Волка в амбаре заметил, и сразу же — все остальные.Патер командовал: «Люди! Сюда! Не зевайте! Хватайте!Новый грабитель — волк — прямо к нам в руки попался!Если же он улизнет, это будет позор! Несомненно,Будем осмеяны мы по всему Юлихскому краю!»Волк передумал тут все, что хотите. А дождь колотушекСправа и слева посыпался, счет его ран умножая.Все надрывались от криков. Сбежались другие крестьянеИ наконец, полумертвого, наземь они повалили.Больших страданий, чем те, за всю свою жизнь он не ведал.Редкая вышла б картинка, изобрази живописец,Как уплатил он священнику за ветчину и за сало!Вытащен был из амбара на улицу он, и крестьянеДружно волочь его стали подальше, без признаков жизни.Волк обмарался к тому же — и люди его с отвращеньемПрочь сволокли из деревни и там уже, дохлым считая,Бросили прямо на свалку. В бесчувствии столь непотребномСколько он там провалялся, пока не очнулся, — не знаю.Как удалось ему выбраться все же оттуда, — загадка!
