С вами в беде оставался, когда отступались иные, Те, что меж вами и мною становятся, мне на погибель, Пользуясь каждой отлучкой моей. Государь благородный, Выслушав слово мое, разобраться вы сможете в деле: Если вина моя признана будет, — смирюсь пред судьбою. Думали вы обо мне очень мало, когда беззаветно, Самоотверженно нес я охрану границ и окраин. Иль полагаете вы, что я при дворе появился б, Хоть бы малейшую зная вину за собой? Безусловно, Я б осмотрительно вас избегал и врагов моих также. Нет, все сокровища мира меня бы сюда не сманили! В собственном замке, на собственных землях я жил на свободе, Но за собой ничего я не знал — потому и явился. Я снаряжался в дозор, — в это время племянник мой, Гримбарт, С вестью приходит: опять ко двору я обязан явиться. Я о своем отлученье раздумывал все, — и с Мартыном Вел я об этом большой разговор. Обещал он мне свято Снять это бремя с меня. «Вот буду я в Риме, — сказал он,— Полностью все ваше дело беру на себя я отныне; Вы ко двору отправляйтесь, а мы отлучение снимем…» Видите, так мне Мартын говорил, — он знаток в этом деле: Им потому дорожит досточтимый епископ, наш, Прорвус,— Служит Мартын у него лет пять по судебным вопросам! Я же сюда прихожу — и летят на меня обвиненья. Кролик налгал на меня, лицемер, но ведь Рейнеке — вот он: Пусть обвинитель мой выйдет, в глаза меня пусть уличает! Тех обвинять, кто отсутствует, очень легко, в самом деле,— Но и противную сторону выслушать надо ведь прежде, Чем осуждать ее. Эти притворщики — ворон и кролик, Честью клянусь, — лишь добро от меня постоянно видали. Позавчера поутру чуть свет повстречался мне кролик, Мило со мной поздоровался. Я же стоял перед замком И начинал в это время чтение ранней молитвы. Он мне сказал, что идет ко двору, — я сердечно ответил: «Бог вам сопутствуй!» Но кролик стал плакаться: «Как я в дороге Проголодался, устал!» — «Вы хотите покушать?» — спросил я Очень участливо. «Был бы признателен», — он отвечает. Я говорю: «Угощу, с удовольствием». В замок мы входим,— Подал я вишни и масло: не ем по средам я мясного. Тут подбегает к столу мой сыночек, мой младшенький, смотрит, Нет ли остатков: детишкам остатки особенно сладки. Чем-то малыш соблазнился, но кролик по мордочке крошку Так угостил, что и губки и зубки окрасились кровью. Это заметил мой старшенький — Рейнгарт, схватил лицемера Сразу за горло — и тут наигрался в отместку за брата! Вот что случилось — ни больше ни меньше! Я — сразу к мальчишкам, Их наказал, но с трудом от обидчика-гостя обоих Я оттащил. И уж если досталось ему, помолчал бы: Большего он заслужил! Если б умысел злой тут имелся, То молодежь моя живо могла б с ним на месте покончить. Вот вам его благодарность! Я оторвал ему ухо! Чести он был удостоен, и это — отметка на память… Ворон приходит и плачется мне: он супруги лишился. Та, мол, к прискорбью великому, до смерти утром объелась: Рыбу приличных размеров она проглотила с костями. Как это было, он лучше осведомлен, но утверждает, Будто жену его я умертвил. А не он ли убийца? Пусть разрешат мне его допросить, запоет он иначе. Эти вороны взлетают мгновенно настолько высоко, Что никаким ведь прыжком допрыгнуть до них невозможно. Если кто хочет меня обличить в столь преступных деяньях, Пусть хоть свидетели будут надежные! Так ведь обычно Судят мужей благородных. Я этого требовать вправе. Если же верных свидетелей нет, прибегают к иному: Вот! Я готов к поединку! Пусть время назначат и место. Пусть он сейчас и представится мне, мой противник достойный, Равный мне происхожденьем: чья правда — нам шпаги докажут. Честь в поединке добывший ее закрепит за собою. Это — старинный закон, я на большее не претендую!..» Каждый на месте недвижно застыл, это слыша, настолько Рейнеке всех изумил своей вызывающей речью. Но перепуганы были особенно ворон и кролик,— Оба покинули двор, не отважась промолвить словечка. Прочь удаляясь, они говорили: «Судиться с ним дальше Было б для нас безрассудством. Действуй мы всем, чем угодно, Мы с ним не сладим. Кто видел, как было дело? Мы были Наедине с негодяем. Свидетелей нет. И, конечно, Мы же и будем в ответе. Так пусть за его преступленья Возится с плутом палач и за все воздаст по заслугам! Право же, ну его к черту! Мы знаем, с кем дело имеем: Лжец, и хитрец, и подлец, он погубит и целый десяток Нашего брата. Нет же, дорого нам это стало б!..» Изегрим с Брауном хмуро следили, как парочка эта К выходу кралась. Тошно им было. Король в это время Так говорит: «Кто с жалобой здесь? Подходите. Грозились Многие этим вчера. Обвиняемый прибыл. Ну, кто же?» Но не нашлось никого, и Рейнеке нагло заметил: «Ясно, клевещут, клевещут, а чуть только очная ставка, Так поскорее домой. Подлецы эти, ворон и кролик,
