Вспомни, мы говорили: пусть сам для себя выбирает! Ты ведь недавно желал, чтобы он привязался покрепче К девушке! Вот и настала минута! Он девушку выбрал! Да! Полюбил он, избрал и решился на все, как мужчина: Девушка та — чужестранка, с которой он встретился нынче. Благослови их! С другою к венцу никогда не пойдет он». Вырвалось тут у сына: «На ней разрешите жениться! Сердце избрало ее; вам невестку достойную выбрал». Но не ответил отец, и тогда, поспешно поднявшись, Пастор вмешался и молвил: «Одно лишь мгновенье решает Жизнь человека и правит его дальнейшей судьбою. Сколько ни думай, а все же решенье верное будет Делом одной минуты, и примет его лишь разумный. Но одного опасайся: о том и другом помышляя, Время терять на сомненья — от этого чувство мельчает. Герман душою чист. Я ребенком знал его. Отрок, Он и тогда не тянулся руками за тем и за этим. Брал он лишь то, что по силам, но крепко за это держался, Так не смущайтесь теперь, что вот наконец и свершилось Столь долгожданное вами. Ну, что ж, оно не похоже Обликом необычайным на облик ваших желаний! Наши желанья часто желанное нам застилают. Свыше исходят дары и свой собственный облик приемлют. Не отвергайте ж девицы, которая вашему сыну — Доброму, умному парню — затронула душу впервые. Благо тому, кто впервой полюбил и встречает взаимность, — Лучшие чувства его не увянут в душе бесполезно. Да, по нему я вижу: решен его жребий сегодня. Юношу сильная страсть превращает в мужа мгновенно. Герман упорен. Боюсь я, что, с вашим отказом столкнувшись, Лучшие годы свои проведет он в тоске и унынье». Тут поспешил вмешаться в беседу также аптекарь,— Видно, словечко давно у него наготове имелось. «Думаю, лучше и здесь золотую избрать середину. «Поосторожней — надежней!» — говаривал, помнится, Август! Был бы я искренне рад услужить дорогому соседу. Разумом скромным своим пособить ему постараюсь. В опытном поводыре особливо нуждается юность. Если хотите, пойду и о девушке все разузнаю, Мненья о ней соберу, расспросив обо всем потолковей,— Я-то не дамся в обман, ведь не всякому слову я верю». Тут, окрыленный надеждой, порывисто вымолвил Герман: «Что ж, поезжайте, сосед, разузнайте, но мне бы хотелось, Чтобы сопутствовал вам и пастор достопочтенный. Этаких двух мужей свидетельство неоспоримо. О мой отец, поверьте, она не из тех безрассудных, Ветреных тех иноземок, что странствуют всюду И легковерных юнцов уловляют в искусные сети. Нет, это буря войны, сокрушительной силой своею Поколебавшая землю и множество зданий крепчайших В прах обратившая, — также ее заставляет скитаться. Разве подобных лишений не терпят и знатные люди? Нынче бегут и князья, и в изгнанье живут государи. Ах, и она, из сестер своих наилучшая, тоже Бегством спасаться должна; но, несчастья свои забывая, Служит опорой другим, хоть самой не хватает опоры. Да, велики лишенья и беды, постигшие землю, Но ведь несчастье порой обернуться может и счастьем,— И долгожданным объятьям невесты и верной супругой Буду обязан войне, как пожару когда-то — отец мой». «Ишь как, — хозяин сказал, удивленно рот раскрывая.— Что это вдруг у тебя язык развязался, который, Долгие годы коснея, во рту ворочался тяжко. Видно, и мне не избегнуть того, что отцам угрожает. Свойственно всем матерям потакать сыновним желаньям. Каждый сосед готов сочувствовать этому тоже, Ежели против отца иль супруга они в заговоре. Я им противиться даже не стану: что в этом толку? Ибо в ответ я встречу одно лишь упрямство и слезы. Что ж, бог в помощь, идите да все разузнайте. Иль дочку В дом ко мне приведете, иль пусть он о ней позабудет!..» Так он сказал. А сын, от восторга зардевшись, воскликнул: «Солнце еще не зайдет, как дочь приведу вам такую, Лучше которой нельзя пожелать человеку со смыслом. Думаю, счастлива будет и добрая девушка эта, Будет признательна мне, и отца и мать получая Вновь от меня, да таких, о которых детям послушным Только мечтать! Так мешкать не буду, — коней запрягу я Тотчас же и друзей повезу на розыски милой. Там предоставлю им поступать, как разум подскажет. Честное слово даю на решение их положиться,— Девушку я не увижу, ее не назвавши своею». С этим Герман и вышел, меж тем как другие поспешно Мненьями там обменялись о разных делах предстоящих. Поторопился Герман в конюшню, где добрые кони Стоя жевали отборный овес, засыпанный в ясли, Вместе с сеном сухим, что на ближнем лугу накосили.
