Собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. Драмы в стихах. Эпические поэмы

И отвечал на это судья, выразительно глянув:
«Подлинно, наше время тождественно тем стародавним,
Памятным тем временам, в истории запечатленным.
Ибо кто прожил вчера иль сегодня в такую годину,
Прожил целую вечность; событья-то вихрем несутся.
Если назад оглянусь я, мерещится, будто седая
Старость меня одолела, а силы во мне еще бродят.
О, мы смело себя уподобим людям, которым
Некогда, в грозный час, в купине горящей явился
Бог. Нам также предстал он в огне и облаке темном».

Только священнослужитель собрался беседу продолжить
И про судьбу скитальцев судью расспрашивать дальше,
Тайное слово проворно шепнул ему на ухо спутник:
«Вы, не стесняясь, толкуйте с судьей да на девушку речи
Свесть постарайтесь, а я поброжу, поищу и немедля
К вам возвращусь, лишь замечу ее». Кивнул ему пастор,
И по садам и амбарам пошел, озираясь, лазутчик.

КЛИО СОВРЕМЕННОСТЬ

Лишь обратился священник к судье чужому с вопросом:
«Что претерпели скитальцы, давно ли крова лишились?» —
Тотчас ответил судья: «Нескончаемы наши несчастья,
Горькую чашу страданий мы пили все эти годы!
Тем и ужасней, что рухнули лучшие наши надежды.
Кто ж отрицать посмеет, что сердце его всколыхнулось,
Грудь задышала вольней и быстрее кровь заструилась
В час, как впервой сверкнуло лучами новое солнце,
В час, как услышали мы о великих правах человека,
О вдохновенной свободе, о равенстве, также похвальном.
Каждый тогда надежды на счастье питал, и казалось,
Узы, которыми праздность и своекорыстье вязали
Накрепко многие страны, теперь наконец разрешились.
Разве не все народы в те бурные дни обратили
Взоры свои на столицу вселенной, которая долго
Ею была, а сейчас таковою тем более стала.
Не были разве те люди посланцами истины новой,
Чье триединство они вознесли до высот поднебесных.
Разве не в каждом явились отвага, полет, красноречье?
Мы, как соседи, на это с участьем сперва отозвались.
Вскоре война загорелась, и вооруженные франки
Двинулись грозно; но нам показались только друзьями —
Ими они и были; с приходом их ожили души.
Всюду растили они величавое Древо Свободы,
Всем обещая свое и по выбору — образ правленья.
Юность бурлила восторгом, за ней ликовала и старость.
Всюду, вкруг новых знамен, затевались веселые пляски.
Так, получив перевес, полонили французы вначале
Наших мужчин умы — решимостью неукротимой,
После — своим обхожденьем — сердца прекрасного пола.
Нас не томило нисколько войны разрушительной бремя,
Ибо надежда пред нами бескрайную даль расстилала,
Новопролегшим путем восхищенные взоры лаская.

О, сколь радостно время, когда жених и невеста,
В танце кружась, мечтают о дне долгожданного брака.
Но еще радостней было то время, когда показалось
Сбыточным то, что от века для разума нашего свято.
Все языки развязались. Мужчины, юноши, старцы
Заговорили свободно о чувствах и мыслях высоких.

Вскорости небо затмилось. К господству стали тянуться
Люди, глухие к добру, равнодушные к общему благу.
Между собою враждуя, они притесняли соседей
Новых и братьев своих, высылая разбойные рати.
Грабить и бражничать стало начальство большое помногу,
Всякую мелочь помалу хватали людишки поменьше.
Каждый казался одним озабочен: достало б на завтра.
Все углублялась нужда, нестерпимей гнет становился.
Жалоб не слушал никто, завладели они положеньем.
Тут уж печаль и гнев обуяли самых спокойных.
Каждый мечтал об одном — поскорей отплатить за обиды
И за двойную утрату обманутой горько надежды.
Приняло сторону нашу в то время военное счастье,
И за рубеж отступили французы ускоренным маршем.
Только тогда нам на плечи вся тяжесть войны и свалилась.

Добр и велик победитель (таким он, по крайности, мнится),
И побежденных готов он щадить, как своих, если только
Служат на совесть ему и снабжают необходимым.
Но отступающий враг презирает законы. Ему бы
Лишь отмахнуться от смерти, — хватает он все без разбору.
Он — в исступленье к тому же. Отчаянье и безнадежность,
Душу переполняя, толкают его на злодейство.
Больше не свято ему ничего. В нем совесть исчезла,