Гиббон Э. - Закат и падение Римской империи. Том 1

императорами; тираны делали из армии опору своего управления и орудие своих преступлений, а хорошие императоры льстили силе, которую они не могли ослабить, точно так как льстят деспотическим узурпаторам те, чья участь находится в их руках. - Венк

65) Ист. эпохи Цезарей (стр. 163, 164) не может быть в настоящем случае согласована ни с самой собой, ни с правдоподобием. Как мог Филипп осудить на смерть своего предшественника и вместе с тем освятить его память? Как мог он приказать предать его публичной казни и в своих письмах к сенату слагать с себя вину в его смерти? Филипп хотя и был честолюбивый узурпатор, но отнюдь не был безумным тираном. Тильемон и Муратори, сверх того, нашли некоторые хронологические опровержения того, что Филипп был избран в

товарищи императора. (Эти кажущиеся противоречия в Истор. эпохи Цезарей нетрудно согласовать между собою. Капитолин не говорит, что Филипп приказал подвергнуть Гордиана публичной казни. Вместо in conspestum следует читать е conspectu, как это доказано Сал-мазием и Грутером на основании очень хороших манускриптов. После того как Гордиан был низложен под предлогом его молодости и неспособности к управлению, Филипп заключил его в тюрьму; но приказание лишить его жизни - как это положительно утверждает Капитолин - не было приведено в исполнение немедленно; это исполнение было отсрочено на несколько дней, в течение которых он умер от болезни, о чем Филипп и известил римский сенат. Это подтверждает и Зосим (кн. 1, гл. 19). В том, что Филипп причислил Гордиана к богам, не было ничего нового. Каракалла, Макрин и некоторые другие императоры обоготворяли своих предшественников или сотоварищей согласно известной поговорке: Sit dlvus, modo non sit vlvus³³). Возражения Тильемона и Муратори доказывают, что Филипп, в последние дни жизни Гордиана, разделял с ним императорскую власть, но не носил императорского титула. - Венк)

66) Все, что нам рассказывают о происходившем будто бы в последний раз праздновании этих игр, так сомнительно и неясно, хотя это и происходило в век Просвещения, что выбор между этими двумя предположениями, как кажется, не может возбуждать сомнений. Когда Бонифаций VIII установил папские юбилеи, представлявшие копию Столетних игр, этот хитрый папа утверждал, что он только восстанавливает старинное учреждение. См. Le Chaix, Lettres sur Jublles.

67) Этот промежуток был в сто лет или в сто десять лет. Варрон и Тит Ливий держались первой цифры, но непогрешимый авторитет сивилл говорит за вторую. (Цензорин, de Die Natal., гл. 17). Впрочем, императоры Клавдий и Филипп не относились к этому оракулу со слепым уважением.

68) Чтобы составить себе ясное понятие о Столетних играх, следует обратиться к поэме Горация и к описанию Зосима, кн. 2, стр. 167 и сл.

69) Уже доказано, что это мнение ошибочно. Дионис. Галикар., кн. 1, стр. 4, 72, 75, изд. Сильбург. - Венк

70) По вычислениям Варрона, Рим был основан за семьсот пятьдесят четыре года до Р.Х.; но хронология древних времен Рима так непрочно установлена, что Исаак Ньютон относит то же самое событие к 627 году. (Римские хронологи, которым было легче, чем нам, установить год основания Рима, расходятся в своих вычислениях только несколькими годами. В своем примечании к "Всеобщей истории" Гутри, ч. 4, стр. 98, Гейне разъяснил этот вопрос коротко, но ясно и привел мнения других писателей. Ньютон не похож на самого себя в своих исторических и хронологических парадоксах, к которым применимо выражение "Le grand Newton fit son Apocalypse". - Венк)

ГЛАВА VIII О положении Персии после восстановления этой монархии Арташиром

Всякий раз, коща Тацит отклоняется от своего сюжета для того, чтобы заняться внутренними делами германцев или парфян, его главная цель - дать отдых читателю, утомленному однообразным зрелищем пороков и бедствий. С царствования Августа до времен Александра Севера Рим знал только внутренних врал» - тиранов и солдат, а перевороты, совершавшиеся по ту сторону Рейна и Евфрата, имели крайне слабое влияние на его благосостояние. Но кода военное сословие, в разгаре анархии, ниспровергло и власть монарха, и законы сената, и даже дисциплину лагерей, северные и восточные варвары, бродившие вблизи от римских границ, смело напали на провинции разрушающейся монархии. Их беспокойные набеги превратились в грозные нашествия, и после длинного ряда превратностей фортуны, сопровождавшихся невзгодами то для одной, то для другой стороны, некоторые неприятельские племена утвердились в провинциях Римской империи. Чтобы составить себе ясное понятие об этих важных событиях, мы должны предварительно изучить характер, силы и стремления тех народа*, которые отомстили за Ганнибала и Митридата.

В самые отдаленные века всемирной истории, когда покрывавшие Европу леса служили убежищем для перекочевывавших с места на место дикарей, обитатели Азии уже жили в больших городах и уже сплотились в обширные империи, в которых процветали искусства, роскошь и деспотизм. Ассирийцы господствовали на Востоке⁰ до тех пор, пока скипетр Нина и Семирамиды не выпал из рук их_чизнеженных преемников. Мидяне и вавилоняне разделили между собой их владения и потом сами были поглощены персидской монархией, распространившей свои завоевания за пределы Азии. Один из потомков Кира, Ксеркс, вторгся, как рассказывают, с двумя миллионами людей в Грецию. Но для завоевания Персии было достаточно тридцати тысяч солдат, предводимых сыном Филиппа Александром, которому греки поручили поддержать их славу и отомстить за них. Государи из рода Се-левка захватили македонские завоевания наЛостоке, но скоро яиптались их. Почти в то самое время, как они постыдным тжоримм договором уступили римлянам страну, лежащую по сю сторону Тавра, они были вытеснены из всех провинций |у»р»яей Азии диким племенем скифского происхождения -парфднями. Владычество парфян, распространившееся от Индии до пределов Сирии, было в свою очередь ниспровергнуто Арташиром, или Артаксерксом, основателем новой династии, которая под именем Сасанидов владела Персией до вторжения арабов²*. Этот важный переворот, оказавший пагубное влияние на судьбу Рима, совершился на четвертом году царствования Александра Севера и в двести двадцать шестом году после Р.Х.³⁾

Арташир служил с большим отличием в армии последнего парфянского царя Артабана и, как кажется, был отправлен в ссылку, а потом поднял знамя бунта вследствие царской неблагодарности , этой обычной награды за высокие достоинства. Его происхождение было покрыто мраком и благодаря этому служило поводом как для оскорблений со стороны его врагов, так и для лести со стороны его приверженцев. Первые уверяют, что Арташир произошел от любовной связи между женой кожевника и простым солдатом⁴*. Вторые утверждают, что он происходил от одной ветви древних персидских царей, хотя время и несчастья мало-помалу низвели его предков до скромного положения простых граждан⁵*. В качестве законного наследника монархии он заявил свои права на престол и задался благородной целью освободить персов от гаета, под которым они томились более пяти столетий со смерти Дария. Парфяне были разбиты в трех больших сражениях⁶*. В последнем из этих сражений их царь Артабан был убит, и воинственный дух нации навсегда угас⁷*. Власть Арташира была торжественно признана на большом собрании, проходившем в городе Балке, в Хорасане. Два юных принца из царского дома Аршакидов были в числе сатрапов, преклонявшихся перед победителем, но третий, помышлявший не о настоящей минуте, а о прошлом величии, попытался удалиться с многочисленной толпой вассалов к своему родственнику, королю Армении; этой небольшой армии, состоявшей из дезертиров, был отрезан путь, и она была истреблена благодаря бдительности победителя⁸*, который смело возложил на себя двойную корону и принял титул царя царей (или шахиншаха. - Примеч. ред.), по примеру своего предшественника. Впрочем, эти пышные титулы не служили для него удовлетворением тщеславия, а напоминали ему его обязанности и разжигали в его душе честолюбивое намерение восстановить во всем их блеске и релипво и империю Кира.

I. Во время продолжительного рабства Персии под македонским и парфянским игом народы Европы и Азии заимствовали друг у друга религиозные суеверия и извращали их разными примесями. Правда, Аршакиды исповедовали рели-шю магов, но они примешали к ней различные языческие понятия, заимствованные от иностранцев. Имя древнего персидского пророка и философа Заратуштры⁹⁾ еще чтили на Востоке; но устарелый и таинственный язык, на котором написана Зенд- Авеста¹⁰* открывал обширное поле для споров между семьюдесятью сектами, которые различно объясняли основные правила своей религии и служили предметом насмешек для неверующих, не признававших божественного призвания и чудес пророка. Арташир задумал уничтожить идолопоклонство,