2. Брюсов В. Я. Стихотворения и поэмы. Л., 1961. С. 250—251.

3. Тынянов Ю. Н. Архаисты и новаторы. Л., 1929. С. 535.

4. Максимов Д. Е. Поэтическое творчество В. Брюсова // Брюсов В. Стихотворения и поэмы. С. 41. См. также: Максимов Д. Е. Брюсов. Поэзия и позиция. Л., 1969. С. 158—160.

5. Брюсов В. Я. Избранные сочинения. М., 1955. Т. 2. С. 325.

6. Луначарский А. В. Собр. соч.: В 8 т. М., 1963. Т. 1. С. 437.

7. Брюсов В. Я. Избранные сочинения. Т. 2. С. 208.

8. Не раз отмечавшееся тяготение Брюсова к полноударным формам двухсложных размеров несомненно связано с основной стилеобразующей установкой на поэтическое «ораторствование». Любопытно замечание Брюсова о стихах Северянина: «Благодаря тому, что Игорь Северянин свои стихи не читает, а поет, он мог свободно применять ямбы с пиррихиями на ударных стопах» (Брюсов В. Я. Избранные сочинения. Т. 2. С. 273). Для себя же – поэта-оратора – он считал такой путь невозможным и, соответственно, полагал достоинствами своего стиха сжатость и силу, а не певучесть и нежность.

9. См. об этом: Тарановский К. Ф. Руски дводелни ритмови. Београд, 1953. С. 71—74.

10. Характерно в связи с этим приводимое Д. Максимовым интервью Брюсова М. Волошину, где говорится о любви Брюсова к Риму и римская поэзия века Августа сопоставляется с «державинским торжественным языком» (Максимов Д. Е. Брюсов . Поэзия и позиция . С . 111— 112).

11. Чулков Г. И. Годы странствий. М., 1930. С. 324.

12. Брюсов В. Я. Дневники 1891—1910. М., 1927. С. 6.

13. Литературное наследство. М., 1937. Т. 27—28. С. 640.

14. Заметим, что речь идет о мастерстве как определенном стилеобразующем принципе, который предполагает прежде всего цельность, стройность и завершенность словесного построения, «укладывание лучших слов в лучшем порядке».

15. Брюсов В. Я. Избранные сочинения. Т. 2. С. 243.

Мост памяти, прощения, любви («Переделкинское кладбище» Инны Лиснянской)

Мы простимся на мосту…

Я. Полонский
День истлел. ПереселилосьСлово в желтую звезду.Нет, ни с кем я не простиласьУ погоста на мосту.На погосте я гостила,Здесь – деревья и кусты,Разномерные могилы,Разноростные кресты — Деревянные, простые,С червоточинным нутром,И железные, витые,Крашенные серебром.А поодаль, за оградой,Спят, разжавши кулаки,Ряд за рядом, ряд за рядом,Старые большевики.И над ними – ни осины,Ни березы, ни ольхи,Ни травиночки единой —Лишь посмертные кручины,Да бессмертные грехи,Да казенные надгробья,Как сплоченные ряды.Господи, твои ль подобьяДождались такой беды?

1972

Первое, на что нельзя не обратить внимания, – это двутемность и ритмическая двуплановость построения стихотворного текста. В композиционном развертывании «Переделкинское кладбище» оказывается противопоставлением двух кладбищ. Одно – «здесь» с живым разнообразием в его естественных границах:

Здесь – деревья и кусты,Разномерные могилы,Разноростные кресты —Деревянные, простые,С червоточинным нутром,И железные, витые,Крашенные серебром.

Другое кладбище – «за оградой», абсолютно мертвое: в его единообразных «рядах»:

… ни осины,Ни березы, ни ольхи,Ни травиночки единой — Лишь посмертные кручины,Да бессмертные грехи,Да казенные надгробья,Как сплоченные ряды.

Тематическое раздвоение соотносится с двумя явно отличными друг от друга разновидностями четырехстопного хорея. Одна – классически- песенная, широко представленная в поэзии XIX века, и в частности в том стихотворении Полонского, строка которого взята Лиснянской в качестве эпиграфа («Мы простимся на мосту…»).

Характерная особенность «песенного» хорея – альтернирующий ритм, ритмическая симметрия полустиший, так что вторая стопа оказывается почти стопроцентно ударной и приближается по силе к акцентно-ритмической константе – последнему ударению на седьмом слоге (четвертой стопе). Во всяком случае, в стихотворении Полонского «Песня цыганки» («Мой костер в тумане светит…»), о котором напоминает эпиграф, нет ни одной строки типа «крашенные серебром» с пропуском ударения на третьем слоге. А здесь таких строк три («крашенные серебром», «старые большевики», «Господи, твои ль подобья»), и они представляют явно другую ритмическую разновидность четырехстопного хорея. Очень редкая в поэтической классике XIX века, она гораздо чаще встречается в веке двадцатом (вспомним, например, «Хвалу времени» Цветаевой: «Беженская мостовая! / Гикнуло – и понеслось / Опрометями колес / Время! Я не поспеваю»). С другой стороны, она может быть соотнесена с ритмикой четырехстопного хорея XVIII века, особенно с жанрово-ритмическими традициями хореических псалмов или духовных од.

(Характерно переложение псалма 14 Ломоносовым: 'Господи, кто обитает / В нашем доме выше звезд …')

Каким же оказывается отношение этих двух разнонаправленных тенденций в ритмической композиции «Переделкинского кладбища»?

Конечно, никакого лобового соответствия: два кладбища две ритмические разновидности хорея – здесь нет. Ритмических форм классически-песенного хорея с ударными третьим и седьмым слогами количественно гораздо больше, и они образуют преобладающий фон, а стихи иной акцентно-силлабической разновидности с пропуском ударения на второй стопе создают редкие, но тем более подчеркнутые и выделенные ритмические перебои на этом общем фоне. Как же размещаются эти перебойные строки в ритмической композиции целого?

Прежде чем мы столкнемся с первым перебоем такого рода, мы не можем не обратить внимания на нарастающее единообразие в ритмическом облике тех стихов, которые как раз представляют разное – разномерные могилы, разноростные кресты:

Деревянные, простые,С червоточинным нутром,И железные, витые,Крашенные серебром.

В пяти строках подряд совпадают и количество и расположение ударных и безударных, и срединный словораздел(?? – ?? | ? – ? | ?? – ?? |? —),так что все разномерное, разноростное и вообще разнообразное очень мощно ритмически объединяется. С другой стороны, первый и очень резкий ритмический перебой «крашенные серебром» не несет в себе тематического перелома, не вводит описания другого кладбища, иного мира, а принадлежит еще тому же самому «здесь». Первая же строка, представляющая собой иной мир, «за оградой», является не контрастом, а, наоборот, повтором ритмической вариации, наиболее характерной для общего фона произведения и для предшествующего описания кладбища с живыми и разнообразными деревьями и кустами:

А поодаль, за оградой,Спят, разжавши кулаки,Ряд за рядом, ряд за рядом,Старые большевики.

Как видим, здесь повторяются и повтор и контраст, усиленный тем, что перебойная ритмическая форма «старые большевики» оказывается рядом с единственной во всем этом тексте полноударной вариацией четырехстопного хорея («ряд за рядом, ряд за рядом»). Так тематически различное оказывается ритмически одинаковым, а ритмически различное принадлежит одному и тому же миру, и повтор-контраст выстраивается как отношение на границе: и между разными мирами, и внутри каждого из них.

Заключительное девятистишие, реализуя композиционные принципы суммирования и трехчастности, соединяет в себе третий и многократный повтор одной и той же самой распространенной в этом

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату