здорово не понравилось.
По какой тайной тропе двигались ночью дикари, неведомо, но теперь нас и их разделяло не более полукилометра. Чуя нашу усталость, они мчались за нами во весь дух и одновременно растягивали свой отряд по фронту. Затем, чтобы, когда они нас нагонят, мы были охвачены с флангов и уже не смогли маневрировать.
Мысль о том, что вскоре мне между лопаток вонзится копье, взбодрила меня не хуже ведра холодной воды. Забыв об усталости и затекшей шее, я взялся охаживать рапидо пятками и ежеминутно озираться. Угроза, которую я, стоя на мостике «Гольфстрима», счел бы подвернувшейся под колеса помехой, при взгляде на нее с земли подавляла во мне весь героический настрой. Без команды, брони и орудий истребителя я превращался в ничтожество, не способное дать отпор, наверное, даже одному конному варвару. Их же на каждого из нас приходилось как минимум трое. И чему тут, спрашивается, радовались гвардейцы? Это северяне на нашем месте ликовали бы в предвкушении славного побоища, а кабальеро всегда на моей памяти шли в бой без угрожающих воплей и прочих театральных эффектов. Да и не собиралась Кавалькада сражаться. Иначе она давно развернулась бы и, выставив пики, бросилась навстречу преследователям.
Причину странного поведения спутников я выяснил довольно скоро. В очередной раз оглянувшись, я обнаружил, что варварская конница вдруг ни с того ни с сего остановилась, причем многие всадники осадили лошадей так резко, что те встали на дыбы. Завидев это, гвардейцы вновь разразились ликованием, но сами об остановке и не помышляли. А дикари, потрясая копьями, взялись орать нам вслед угрозы, однако подтверждать их делом отчего-то не стремились.
Невидимая и неприступная стена, что откуда ни возьмись возникла между нами и варварами, оказалась на поверку никаким не чудом. Это был результат многолетней работы, проводимой южанами в своих пограничных землях. Той самой работы, о какой я недавно упоминал и какую можно было бы назвать агрессивной дипломатией.
Я скакал в арьергарде и потому последним разглядел дорогу, на которую мы только что свернули. Это была колея крупного бронеката – судя по всему, многопалубного дальнобоя, прошедшего здесь два или три дня назад. Другой техники, кроме той, что принадлежала Владычице, здесь быть не могло. Найденный нами след свидетельствовал о том, что минувшей ночью мы пересекли рубеж между дикими территориями и цивилизованными. Это случилось несколько раньше, чем ожидалось. Но, поскольку мы ориентировались по нарисованной от руки, приблизительной карте, удивляться тут было нечему. Допущенная Тойво погрешность могла с одинаковым успехом и сократить наш путь на пару-тройку дней, и на столько же его продлить.
Не стоило удивляться и реакции наткнувшихся на след бронеката дикарей. Наверняка дальнобои считались у них самыми опасными чудовищами: ведь они швыряли в гневе огромные камни на расстояние нескольких полетов стрелы. Ну а пограничники-южане, кто бы сомневался, всячески поддерживали свою зловещую репутацию, постреливая при случае из катапульт по разбегающимся в панике варварам. Что, разумеется, считалось у цивилизаторов не оголтелым насилием, а исключительно воспитательной процедурой. И результат ее был налицо: усвоившие урок, индианские аборигены шарахались в страхе не только от бронекатов, но и от проторенной ими тропы.
Гнаться за нами дальше варвары не рискнули. Действительно, зачем, если мы сами мчались прямиком в пасть монстру. Мы же, оставив их далеко позади, нашли подходящее место и, не сходя со спасительной колеи, устроили наконец-то привал.
Мы настигли двухпалубный дальнобой «Коронадо» вечером того же дня. К счастью, его капитан патрулировал пограничье не первый год и умел отличать издали соотечественников-кабальеро от дикарей. И потому поприветствовал дона Риего-и-Ордаса не каменным салютом, а вкусным ужином, разве только был обескуражен тем, что высокий гость прибыл с неожиданной стороны.
Команданте не стал распространяться на «Коронадо» насчет своих не слишком героических приключений. Рассказал лишь в общих чертах о захвате Гексатурма, гибели Кавалькады и погоне ее остатков за сбежавшими в Индиану табуитами. Это все, что мы услыхали, прежде чем дон Балтазар поднялся на борт дальнобоя для дальнейшей беседы с капитаном. Мне и Дарио, во избежание ненужных расспросов, было рекомендовано остаться внизу с кабальеро. И мы могли лишь догадываться, за кого наш покровитель выдал нас пограничникам: за почетных пленников или за перебежчиков. Но в любом случае вряд ли команданте назвал очередному спасителю Кавалькады – на сей раз невольному – наши настоящие имена.
Выяснив, куда конкретно нас занесло, на следующее утро мы распрощались с экипажем «Коронадо» и отправились дальше, руководствуясь уже точными ориентирами. Теперь наш путь вел в Садалмалик – главную и старейшую водозаправочную станцию Юга. Город, что был вокруг нее образован, считался у южан столицей: и из-за своей величины, и потому что там предпочитала жить их королева. Других отличий между Садалмаликом и прочими здешними городами – Садалсудом, Альбулааном, Анчи, Скатом, Альбали, Ситулой – не было. Общий промышленный статус и неоднократные переселения с места на место лишали их индивидуальности. Той, что мог похвастаться любой крупный город Атлантики, где все постройки возводились на века, а не с учетом, что их, возможно, придется разбирать и возводить заново, причем не раз.
Прежде я не интересовался, почему станции Владычицы названы именно так – мало ли в мире поселений с причудливыми именами? Но Дарио, чья голова помимо полезных знаний хранила и уйму бесполезных, просветил меня, что королева Юга нарекла центры своей империи не просто так, а со смыслом – в честь звезд созвездия Водолея. И что Садалмалик считается в нем самой яркой звездой, хотя сегодня на небе она и не дотягивает по яркости до звания «полуденная».
Поблагодарив собрата-дипломата за очередную, невесть какую по счету лекцию, я в ответ заметил, что раз Владычица разбирается в астрономии, значит, есть шанс, что она вникнет и в научные теории Тамбурини. Меня по-прежнему раздражало его желание покончить с собой, организовав и возглавив крестовый поход к Полярному Столпу. Но за время путешествия с Кавалькадой я многое успел передумать. И был вынужден скрепя сердце признать: если Дарио и впрямь договорится с Владычицей, это будет наилучший из возможных вариантов довести дело табуитов до конца. Даже если нашему герою придется пожертвовать ради этого своей жизнью. Даже если он не дойдет до цели, замерзнув или погибнув от когтей вактов на полпути к ней, попытка того стоила, и я не имел права препятствовать Дарио исполнять его долг.
Однажды мы пообещали гранд-селадору ордена присмотреть за его сыном. Но это случилось еще до того, как пал Гексатурм. С тех пор миновал лишь месяц, однако этого вполне хватило Тамбурини-младшему, чтобы повзрослеть и выйти из-под нашей опеки. Теперь на его плечах лежала громадная ответственность перед несколькими поколениями табуитов, ломавших голову над тем, как изгнать с планеты Вседержителей.
А какую роль во всем этом играли мы?
Обидно, но выходило, что всего лишь промежуточную. Ответственную – да. Ключевую – бесспорно. Но отнюдь не главную, увы.
«Гольфстрим» доставит бомбу к берегам талых озер, а дальше ему путь закрыт. Наверняка Сандаварг не откажется сопровождать Дарио в его священном походе. Каждый северянин с детства мечтает о такой доблести: дойти до Полярного Столпа и сразиться с его стражами-вактами. Уж кто-кто, а Убби не пропустит столь грандиозную битву, пусть даже она разразится не на милом ему Севере, а на противоположном конце света. И для Тамбурини не найти себе лучшего напарника, чем Сандаварг. Ну а я, Малабонита, Сенатор и Физз окажемся не у дел, поскольку без «Гольфстрима» мы станем для наших героев не помощниками, а путающейся под ногами обузой. И сойдем с дистанции от холода и изнеможения задолго до того, как столкнемся с настоящей опасностью…
Не сказать, чтобы я горько сожалел об этом, ведь меня отродясь не тянуло на роль спасителя мира. И все же при мысли, что, пройдя через столько опасностей, я все равно не гожусь на эту должность, мне становилось досадно. Прямо как в далеком детстве, когда отец еще не брал меня с собой в рейсы. Отчего я сильно страдал, но при всем моем желании поскорее вырасти никак не мог обмануть несправедливые законы природы. Вот и теперь, даже будучи вдвое старше и опытнее Дарио, я глядел на него и обреченно понимал: есть вещи, в которых он меня перерос и для постижения которых мой жизненный опыт
