получился недостаточно мощный и точный. Впрочем, это была наименьшая из бед, что постигла ловкого северянина. Он наполовину ослепил тварь, но на этом его везение завершилось. От боли колосс мотнул головой и, шипя, раззявил пасть, отчего не успевший отцепиться от опоры Бьерн качнулся на ней и влетел аккурат промеж усеянных двадцатисантиметровыми зубами челюстей.
Хватательный рефлекс змея, не позволяющий ему выпускать добычу, сработал безукоризненно. Шипение вмиг прекратилось, пасть с клацаньем закрылась, и в воду плюхнулись лишь откушенные от тела Бьерна, все еще сжимающая меч рука и босая ступня. Сам же он последовал прямиком в глотку колосса, что не пожелал расставаться с пойманной добычей, даже получив серьезное ранение.
Голод и инстинкт убийцы перевесили чувство осторожности у огромного охотника с маленьким мозгом. Задрав голову и брызжа кровью из пустой глазницы, змей принялся судорожными движениями заглатывать жертву. Она была для него легкоусвояемой пищей – примерно, как мышь для обычного песчаного удава. Но в любом случае на пожирание человека требовалось некоторое время, в течение коего чудовище не могло кусаться и атаковать.
Северяне лишились товарища, но смерть Бьерна была не напрасной. Голод придавал колоссу сил и ярости, но он же отвлек его сейчас от прочих противников. А большего им и не требовалось. Через несколько секунд число зияющих ран на теле монстра увеличилось до полудюжины. Тунгахоп с двумя соратниками разрубили ему брюхо в том месте, где передняя часть змеиного тела, изгибаясь, вздымалась над землей. Прочие гладиаторы налетели на змея с боков и стали вонзать оружие ему в спину, стараясь добраться до позвоночника. Вот только одержимость – плохой советчик, и когда домар проорал бойцам «Назад!», не все расслышали его с первого раза.
Шесть из восьми гладиаторов бросились врассыпную, высоко подбрасывая колени, дабы не запинаться о воду. Но Улуф и Ларс продолжали орудовать секирами, и только когда Тунгахоп рявкнул во второй раз, эти двое метнулись прочь от чудовища. И, возможно, успели бы отскочить на безопасную дистанцию, не стой они так близко к его хвосту. Лишь теперь змей ощутил всю боль от полученных ран. И, содрогнувшись всем телом, крутанулся с такой силой, что поднятая им волна высотой с человеческий рост в одно мгновение настигла северян, накрыла их с головой и повалила на арену. И все бы ничего, но за волной двигался многотонный хвост. Под него и угодила эта парочка бедолаг, едва вынырнув из воды.
Трудно сказать, кому из них не повезло больше. Ларса вертящийся змей просто подмял под себя и протащил по арене с десяток шагов. Улуф, получив по спине концом хвоста, был подброшен в воздух на пару метров. И, возможно, остался бы жив, не попадись ему на пути «Недотрога». Я не увидел, как бессильно кувыркающийся в полете Улуф врезался в колесо. Мне хватило услышать звук удара, чтобы понять: если этот гладиатор и выжил, его испытание Юга только что подошло к концу. И, увы, несчастливому.
Чтобы не терять время, я опять врубил вторую скорость и, оттянув рычаг сцепления, дожидался возвращения товарищей на борт. Однако им было пока не до этого. Их мечи, секиры и чеканы хорошо потрепали змея-колосса – особенно была страшна рана на брюхе, – и сейчас он истекал кровью. А также, ошалев от боли, брызгал кровавой слюной, пытаясь настичь гладиаторов, чьи шаги доносились до него отовсюду.
Тунгахоп и его поредевший сквад нарочно громко топали по воде, дразня дракона, отчего тот без остановки дергался и еще быстрее терял кровь. Гладиаторы не спешили вновь сходиться с ним, держась от него на таком расстоянии, чтобы он не мог до них дотянуться. Едва он реагировал на шум, как тот сразу прекращался, чтобы через миг донестись уже с другой стороны. Сориентироваться в этой суматохе и без того не блещущей умом твари было сложно. Вдобавок она слабела, и ее выпады становились все реже и медлительнее.
Тунгахоп осторожничал, но он не собирался дожидаться, когда змей-колосс вконец обессилет и издохнет от ран. Домар вновь вспомнил о том, что на арене он не только воин, но и артист. Выждав момент, когда враг уже не смог поднять голову, но еще ворочался, седобородый рубака отдал соратникам короткую команду, после чего отважно бросился к монстру. По пути Тунгахоп передал секиру Туру, а взамен получил от него чекан. Настолько громоздкий, что тот даже не бился им в бою, предпочитая более легкий меч. А увесистый молот Тур все это время носил на ремне за спиной.
Покрытый вязью и рунами, этот чекан был не столько оружием, сколько театральным реквизитом. И использовался лишь для нанесения эффектного финального удара. Его и исполнил домар перед почтенной публикой и нами, когда вскочил на спину полумертвого колосса и, встав потверже, с размаху вонзил клюв чекана ему в череп. Затем переждал серию конвульсивных рывков, держась за рукоять засевшего в башке у змея орудия, и под восторженные крики трибун повторил свой коронный номер на бис.
Змей-колосс дернулся в последний раз и затих окончательно. Неужто и впрямь битва окончена и я пережил этот кошмар?.. Просто уму непостижимо, учитывая, что треть гладиаторов погибла в считаных шагах от меня!
О да, это была победа! Двадцать седьмая для старожила арены Тунгахопа, первая для меня и, увы, несостоявшаяся для наших павших соратников. Но о них мы погорюем позже. А сейчас не грех порадоваться вместе с довольными зрителями за себя и за свою удачу…
Я пожалел было, что, удерживая проклятый рычаг, не могу присоединиться ко всеобщему ликованию. Но не прошло и минуты, как это ликование вдруг резко пошло на спад, а потом сменилось гвалтом, в котором звучало удивление. Взобравшиеся на поверженное чудовище северяне также прекратили победную пляску и уставились на тропу Героев, по которой нам вот-вот предстояло подняться. Радость с их лиц как ветром сдуло. Ее сменило редкое для краснокожих вояк выражение: смертельная обида. И нанести ее могло лишь предательство сородича или друга…
Это и было натуральное предательство, разве что предали нас люди, от которых лично я все время ждал подлянки. Ждал и, на свою беду, дождался. Причем эта беда ничем не отличалась от предыдущей. Вниз по тропе Героев с грохотом катился контейнер, в точности такой же, что стоял сейчас пустой на противоположном краю арены. А неблагодарные сволочи-зрители встречали его новым взрывом ликования, только уже не радостного, а откровенно злорадного.
Да, зритель обожает сюрпризы. Чего нельзя сказать об артистах, для которых режиссер переписал сценарий прямо по ходу пьесы. И переписал так, что блистательные герои арены вмиг были низведены им до расходного материала – змеиного корма, – потому что на другое мы уже не годились.
Хозяева Кровавого кратера не намеревались отпускать нас живыми. Сквад поредел, а уцелевшие бойцы порядком измотаны. К тому же они израсходовали все дротики, какими могли бы потрепать чудовище прежде, чем напасть на него. Какой надрывный трагический финал: против празднующих триумф победителей выходит новый могучий враг – полный сил и желания поквитаться за павшего собрата… Или, может, за возлюбленную, поскольку убитый нами монстр мог быть и самкой. Ну а организаторы турнира, разумеется, в курсе того, как звереют самцы змеев-колоссов, когда чуют кровь мертвой самки… По крайней мере я на месте хозяев припас бы для сегодняшней феерии смерти именно разнополых ползучих гадов – для пущего драматизма…
Что за дурь вдруг ударила мне сгоряча в голову, даже не скажу, но героизмом тут и не пахло. Разве можно назвать героем загнанную в угол крысу, которая, чуя неизбежную гибель, набрасывается даже на человека? Вот и я, поняв, что нас ждет, уподобился такой крысе, поскольку не хотел умирать гораздо сильнее, чем северяне. А особенно после того, как мы уже достигли немалого успеха.
Соратники еще топтались на мертвой змеиной туше и готовились взорваться праведным негодованием, когда я бросил рычаг сцепления и рванул на «Недотроге» прямо наперерез катящемуся контейнеру. Не ожидавший от меня такой выходки, Тунгахоп разразился мне вслед проклятьями и приказами остановиться, но я его почти не слышал. Потому что сам, ошалев и от страха, и от собственной дерзости, орал во всю глотку. И сближаясь с контейнером, все больше убеждался в том, что я спятил, пусть даже настоящий безумец и не должен был этого осознавать.
И все же для психа я вел себя слишком расчетливо: вовремя переключал передачи; вычислил, где затормозит второй контейнер; успел домчаться до него прежде, чем он открылся, и врезался туда, куда изначально целился. А именно – в левый передний край, рядом с контейнерным выходом. Набранного разгона хватило для тарана, развернувшего повозку с сидящим внутри чудовищем на треть оборота в сторону. После чего «Недотрога» развернулась сама, прокатилась, вздымая брызги, юзом и вновь
