остались во всей неприкосновенности… Толстые в каком?то странном настроении. Л. Н. не было дома больше трех недель, и они все ясно почувствовали, что притягательная сила их дома только в нем и в нем одном… Между прочим, Денисенки, которых ждут в Ясной, написали Софье Андреевне, что не приедут, пока не вернется Л. Н. Софья Андреевна, конечно, возмущена…»
7 июля. «По поводу женитьбы Досева на дочери Скороходова (единомышленника Л. Н., живущего на Кавказе), Л. Н. сказал:
— Лучше выбрать нельзя было, а жаль, что женится: одному лучше!..
Л. Н. вернулся в очень хорошем настроении и здоров. Софья Андреевна опять повеселела, и в доме стало по — прежнему».
8 июля. «В Ясной вышла история между Александрой Львовной и урядником. Александра Львовна заступилась за мужика, которого хотел ударить стражник за то, что он ловил рыбу якобы на «графской» стороне пруда. Он его арестовал, держал мокрым часа два у конторы, не отдавая сетей, и Александра Львовна попала как раз в тот момент, когда он собирался его бить. Она вспылила и вместо того, чтобы его остановить, стала его бранить и при всем честном народе назвала «мерзавцем». Софья Андреевна, когда узнала, что мужик ловил рыбу, где можно, распорядилась его отпустить. Стражник же отправился к становому и пожаловался, что был оскорблен Александрой Львовной при исполнении служебных обязанностей.
На другой день во время обеда в Ясную приехал становой и вызвал Софью Андреевну по экстренному делу. Софья Андреевна, вернувшись после разговора с ним, сказала, что становой «приезжал сделать Саше выговор за оскорбление стражника при исполнении служебных обязанностей».
Александра Львовна страшно вспылила и крикнула матери:
— Если бы с моей дочерью так поступили, я бы этого станового выставила! Я укладываю вещи и сейчас уезжаю!
На это Софья Андреевна сказала:
— Скатертью дорога!
Александра Львовна сейчас же написала становому, что никаких выговоров от него не принимает, а что если она совершила преступление — пусть ее судят.
Становой прислал ночью в Ясную урядника составлять протокол. Набрали каких?то свидетелей и составили протокол, обвиняющий и Александру Львовну, и мужика. Узнав о протоколе, Софья Андреевна сказала:
— Значит, стражник был прав, если он ловил рыбу на нашей стороне, его и следовало арестовать. (Эту «нашу» и «вашу» стороны выдумал две недели тому назад Лев Львович.)
Александра Львовна на следующее утро отправилась в Тулу к губернатору, которого не оказалось в Туле. Ее принял вице — губернатор, Лопухин, крайне сухо. Между прочим он сказал ей, что из всех тульских помещиков стражники есть только в имении Льва Толстого. Когда Александра Львовна стала говорить, что стражники живут в Ясной по просьбе Софьи Андреевны, Лопухин сказал:
— Помилуйте, да какие документы оставляет графиня в наших руках! Вот ее письмо, где она пишет: «Ради Бога не берите у нас стражника, потому что сейчас начинается сенокос, и я не знаю, что мы будем без него делать».
После этого еле удалось уговорить Софью Андреевну отпустить стражника; но она уже вся в волнении, говорит, что опять начнутся кражи, и собирается нанимать черкеса.
Л. Н. держится в этой истории, как всегда в таких случаях, в стороне и молчит… На хорошие дела вернулся он из Кочетов!
Мария Александровна (Шмидт) опасно больна. У нее уже с месяц постоянно жар… Душана не было, а NN за все время не собралась проведать старушку… Вчера у нее был Душан и сказал, что ее дело очень плохо: отек легких, сердце очень слабо и отекли ноги. Если в ближайшие дни ей не станет лучше, то она долго не протянет. У ней незадача с огородом и клубникой: все плохо и всего мало… По ночам она все в своем шалаше сторожит клубнику, но так больна и слаба, что не в состоянии ходить, а только лежит и свистит…
Л. Н. хотя и ездит верхом, но лицо у него нехорошее, какое?то одутловатое, хотя он ни на что не жалуется… Погода со вчерашнего дня сентябрьская: вечером было 7°, а днем нынче около 12…»
11 июля. «Л. Н. не видали. Гусев говорит, что он здоров и хорош… Софья Андреевна все больна, даже лежит…
Только что был у нас Л. Н. верхом с Онечкой Денисенко. Такой бодрый, славный, ласковый! Он всех умеет заразить бодростью, веселостью, радостью жизни. Спрашивал, когда ты вернешься и, узнав когда, решил, что теперь уже скоро… Л. Н. собирается ехать в Стокгольм на конгресс мира, который будет 15 августа нового стиля. Л. Н. считает, что это благоприятный случай, когда он может высказать во всеуслышание свои мысли о войне. Он даже собирает материалы для этой поездки и, как видно, серьезно ее обдумывает…»
13 июля. «Часов в 6 '/2 вечера зашла к Ольге Константиновне. Очень скоро туда приехали: Л.H., Александра Львовна и Гусев. Л. Н. привез с собой новую статью, разросшуюся из письма в ответ на письмо крестьянина, основавшего симбирское братство свободных христиан. Собралась молодежь, пришел Николаев, все уселись в столовой и стали читать. Сначала прочли письмо этого крестьянина, длинное и очень умно написанное. Он спрашивает Л.H., нужна ли наука и что она — дело хорошее или дурное, и чему и как надо учить детей. Сам он склонен к науке относиться отрицательно.
Ответ Л. Н. превратился в длинную, очень сильно, захватывающе написанную статью. Статья на всех произвела огромное впечатление, но прения сначала были вялы. Недоставало Владимира Григорьевича, который умеет в таких случаях направить беседу в самую точку. Но все?таки этот обмен мыслями был Л.H., очевидно, приятен. Он очень интересуется здешней молодежью и ее жизнью и хочет, кажется, приехать еще как?нибудь почитать.
Л. Н. собирался было посидеть подольше и даже здесь поужинать, но его утомил какой?то окончивший сельскохозяйственный институт, так яро заступавшийся за науку, что никому не давал раскрыть рот, даже Л.H., так что всем за него было неловко…
Все эти дни Л. Н. был очень бодр и много работал. Он мечтает о поездке в Стокгольм. Вчерашнюю ночь даже не спал, так волнуется от этой мысли. Он уже готовит свою речь по — французски, Душан роется в путеводителе и выбирает маршрут. Но, может быть, из этой поездки ничего не выйдет, потому что Софья Андреевна все больна, а без себя она Л. Н. не пустит.
Вчера Л. Н. спрашивал меня, пишу ли я тебе, и сказал:
— Ну, передайте ему мою любовь…»
14 июля. «Вчера днем я видела Гусева. Оказывается, Л. Н. спутал числа конгресса. Он будет 14 августа нашего стиля, так что еще не скоро. Гусев почти уверен, что Л. Н. не поедет, потому что Софья Андреевна этого страшно не хочет и его ни за что не пустит. Софья Андреевна так расстроилась долгим пребыванием Л. Н. в Кочетах и теперь его намереньем ехать в Стокгольм, что захворала и так всех измучила и напугала, что сама даже потом призналась, что у нее были истерические припадки.
Вчера вечером Коля (мой брат, Н. Б.Гольденвейзер) был в Ясной. Л.H., видимо, так боится этих припадков Софьи Андреевны, что при нем даже не заикался о Стокгольме. Так что будет то, чего хочет Софья Андреевна, а не Л.H., и, значит, он никуда не поедет. Л. Н. был с Колей необыкновенно мил и ласков, так что Коля вернулся домой сияющим. Поездка в Кочеты прекрасно отразилась на здоровье Л. Н. Коля не видал его два года и был поражен его хорошим видом».
19 июля. «Толстых совсем не видим. Софья Андреевна все больна».
29
— Мне его миросозерцание претило: какое?то отношение ко всему с эстетической точки зрения. Странно, мне Мечников напомнил это. Он говорил о Фаусте и о старческой любви Гёте. Все это и вообще мерзость, а старческое?то и вовсе. А здесь это выставляется, как что?то необыкновенное. И это было в Тургеневе.
— Он никогда не мог понять взглядов другого, — прибавил Л. Н.
Бутурлин вспомнил Василия Петровича Боткина как типичного представителя этого рода воззрений.
