От взмахов сердца тяжких тишина размеренно качалась и дрожала. Плыла по небу черная луна – огнем мерцавшим небо полыхало. Я пробуждался медленно от сна. Потом я понял, двинув головою, что я лежу, как вечером я лег, обласканный усталостью дневною, и вижу лампы дно перед собою и освещенный лампой потолок. Я вспомнил все: я замирал в постели, полз по стене широкий луч луны; в окне деревья темные шумели; качалась лампа мерно, как качели, и пролетели надо мною сны. Во сне я видел отраженье взгляда, Господень голос –?слышал я –?звучит; и было сердце непонятно радо: пока не пала сонная отрада, все било в ребра звучные, как в щит. Пусть это было сонною игрою, я встал от сна, я одеваюсь. Ночь толпится в небе облачной грядою. Я выхожу один во тьму, точь-в-точь как в дни, когда взволнован был женою.
3
Бездонной ночью у камней земных, когда, хрипя и кашляя, утих мир человечий,– я, один не спящий, я обращен лицом к росе горящей на небе пыли золотой Твоей. За поколенья тварей и людей я говорю Тебе: зачем же слава коснулась только этих слабых рук? Взгляни, до звезд, огромна и кровава, ложится тень земных позорных мук. Вот, сквозь ночное душное молчанье я слышу крик, проклятья и ворчанье – то, бредя, стонет недостойный прах. А я, его случайная частица, качаюсь сладко на Твоих руках, и надо мной порхает дух, как птица. От суеты, не знающей любви, их пробуди божественным волненьем, их опрозрачни тем же озареньем и голосом таким же позови...
4
Из губ за словом вылетает слово и исчезает в сонной темноте. Разбросаны вдоль края голубого на недоступной тучам высоте, все так же звезды зреют, созревают и, повисая в черной пустоте, безмолвие ночное отражают.
