вторая явь передо мною... Всплывает огненный покой: – в полях над жертвенным куреньем крылатый жнец идет с серпом – овиты дальние селенья далеким дымчатым дождем –?– и снова жжет дыханье –?мята – и снова солнца запах –?жгуч – и –?юность! –?снова, как когда-то, огонь спускается из туч, ведет тернистыми лугами – как вяжет губы терпкий терн – дорожной пыли облаками небесный дым, гоcподний горн – и вновь стихи –?распев, заклятья – и грудь мохнатая холмов – вновь не могу противостать я заклятьям блоковых стихов –?– Но сквозь пылающие Трои, что в сновидениях горят, томит вокзальной суетою, гримасой бледной циферблат... Закрыт вокзал – и –?без дороги из корчей сна, обрывков снов меня несут безвесно ноги в ущелья черные домов. За немотой оград чугунных на соловьиные сады садится дым прозрачно лунный слоями ломкими слюды. И я голодный и бездомный бреду по каменной стране. Пылают пламенные домны домов в рассветной тишине. За пражской черной панорамой редеют фабрик голоса. И над бледнеющей рекламой рассвета веет полоса. И в этих флагах бело-красных небесной утренней воды – у ног Коперника напрасно ищу я блоковы следы –?– бесследны годы, души, вещи – с земного веются лица. И лишь стихи звучат зловеще заклятьем страшным мертвеца. От их растущего звучанья дома шатаются, гудят, подземным жутким колебаньем, как лед, ломается асфальт. И рушат –?с грохотом –?заклятья Иерихон церквей, дворцов – И не могу противостать я распеву бешеному слов. Бросаю будущие годы в гром сокрущающей трубы... Вовеки истинна свобода сожженной ямбами судьбы. 4
После смерти Станислава-Августа
в 1798 г. Лазенки перешли к его пле-
мяннику, кн. Юзефу Понятовскому.
Историческая справка
Гул –?– лепет лиственного рая, листвы –?воздушной пряжи Парк. Закрыть глаза – и вырастает из гула царскосельский парк. Открыть:–?да, те же вьются тени на камне львиной головы, к воде спускаются ступени в зеленом шелесте травы, на чреслах каменных приметно мох зеленеет вековой и так же в щебне разноцветном играют дети над водой. И я, бродяга вечно сонный, в ложноклассическом раю, взволнован памятью смущенной, здесь детству душу предаю. Гляжу, как, соблазняя, нимфу бог манит каменной лозой, и старомодным роем рифмы овладевают вдруг душой. И, одержимый их звучаньем, расстаться с ними не хочу, их бормочу, как причитанья, их пальцем на песке черчу. Но ноги праздные стирают с дорожек русские стихи.
