Мне Гамаюн поет лесные песни, сквозь дрему шепчет в золоте листва; за сказкой сказку краше и чудесней в дупле бор- мочет старая сова. Прилег на грудь ласкающей Утехи. Мне чешет волосы Утеха и смешит, льет мед в уста, бросает в рот орехи. Мой звонкий щит в густой траве забыт. Но видно мне, чья шерсть меж- ду корнями, чьи лапы свесились в костер для темных чар, чей смех звучит над спящи- ми ушами, кто сторожит ча- сами мой кошмар! И знаю я, чего он ожидает: в послед- ний миг он явится –?в огне. И мне унынье сердце наполня- ет, и от него уже не скрыться мне. Ей Господи! Как кратка ра- дость была, как сладко там, куда меня зовешь! Но –?бросить лес, мед выплес- нуть... Где сила?! А Ты на бой и в холод злой ведешь.
28
11
И в песнях дня я слышу зовы смерти! Что дышешь, солнце, душно, как гроза? Не верьте солнцу, бледные, не верьте, скрывайте в страхе слабые глаза! В его дыханьи страшный жар больного –?мир, заражен- ный им, без сил падет. Изо всего дрожащего живого послед- ний стон, последний вздох возь- мет. Под взгляд его безвольно ляжет тело, да, тело белое упругое Твое, которое всю жизнь о счастьи пело и не успело сделать ничего. В пустыне зноя хищными ша- гами к тебе в обличьи черном подойдет, надавит грудь мох- натыми руками, руками горло нежное найдет... И вот, когда зареют в небе крылья святого ангела тебя ме- чом спасать, тогда, собрав пос- леднее усилье, посмеешь ли о по- мощи взвывать! Ты, отвергавший, забывавший светы, за миг про- давший, смявший чистоту; ты, променявший строгие обеты на хрупкую безногую мечту! Нет, не протянет он на по- мощь руку, подарит только полный муки взгляд, и ты па- дешь во тьму, в глухую муку, и не вернешься к нам уже назад.
29
12
Раскрыта книга на столе мо- ем, две свечки бледные стоят над ней на страже. Я с жуткой мглой, с ночною мглой вдвоем, но нет со мной тоски лукавой даже. Не на страницах долгий взгляд лежит и к ним еще не прика- сались руки,–?молитвенник в руках моих раскрыт, и взор горит огнем сладчайшей муки.