– А к чему это? – заподозрил он маленькую месть за свои шуточки по поводу собак.
– Я должна выяснить, как функционируют твои поджелудочная железа и кишечник.
За профессиональным интересом Клары пряталось еще и желание свести всего Юлека к формуле содержания белка и сахара, как бы обезличивая его и таким образом защищаясь от его молодости и привлекательности, чувствуя в них угрозу для себя.
– Я же принес результаты анализов.
– Результаты – этого мало, я ищу причины.
– О'кей, о'кей. Я не думал, что ты будешь искать их настолько скрупулезно.
Подвергшись вивисекции путем вопросов, он послушно перешел на кушетку.
– Открой рот.
Клара осмотрела его зубы. Ровные, без пломб, без желтоватых следов никотина, без камней. Язык розовый, небольшой налет свидетельствует об избытке
Последний раз, занимаясь любовью с Яцеком, Клара вспомнила эти танцы с трупами и, целуя мужа, держала во рту его черный от лекарств язык. Она сама двигала безвольным телом лежащего под ней мужчины. Он был жив, но не для нее. Она касалась его члена бедрами, брала его в рот, но тот так и не ожил.
– Я измерю тебе давление, – подтянула она рукав льняной рубашки Юлека. Его напрягшиеся мускулы сорвали манжету тонометра.
– Расслабься, еще оборудование мне выведешь из строя, – погладила она его по плечу.
Приблизившись к нему вплотную, она видела пробор на его голове и длинные загнутые кверху ресницы, на которые упала растрепавшаяся челка.
– Повышенное, сто пятьдесят на сто. Ты нервничаешь? – спросила она, снимая наушники.
– Кажется, да, я ведь не знаю, что меня ждет, – кивнул он на схему голого мужчины.
– У тебя раньше были проблемы с давлением?
– Когда-то мне прописали лекарства, но я бросил их принимать. Мне лечь?
– А сегодня принимал?
– Нет… вечером приму. У меня вылетело из головы.
– И как давно ты лечишься?
– Время от времени, когда вспоминаю, пью эти таблетки. Уже год… с тех пор как мы расстались с Анкой, моей женой. – Он лег, едва поместившись на кушетке. – Так что со мной?
– Ничего. Слишком много огня, стресса. Сними рубашку и носки.
Он был загорелый, пах свежестью.
– Сядь-ка. – Клара притянула его голову к себе, протерла макушку наспиртованной ваткой и вонзила иглу, после чего легонько оттолкнула, веля лежать на спине.
Она стала водить большим пальцем по низу его живота, отмеряя расстояние от пупка; касаться его упругой кожи было приятно. В ожидании неизвестно чего он прикрыл глаза. Под приспущенными джинсами явно бушевала эрекция.
– Больно? – Клара хотела удостовериться, попала ли она в точку.
– Нет.
Лжет, подумала она: его зрачки реагировали на каждый укол.
Юлек чувствовал ее прикосновения, ее возбуждающую близость, но далее они не смягчали пронизывающие его уколы игл.
– Аууу! – не выдержал он и приподнялся посмотреть, что стряслось с его большим пальцем. – Под ноготь?
– «Глаз дьявола». Неприятно, но результативно. Укрепляет селезенку.
– О Езус, – откинулся он на кушетку.
Клара любовалась им, как произведением собственного искусства. Иглы на животе, ступнях и ладонях держались прямо, вокруг каждой из них, вонзенной на глубину от двух до пяти миллиметров, образовался темный ободок. Юлек походил на святого Себастьяна, пронзенного стрелами, который мужественно страдал на полотнах изобразивших его художников. «Я чувствовала, что он одинок, поняла это с самого начала, с того первого разговора в самолете, когда он, лежа в кресле, норовил обнажить живот. Он беззащитен, потому и бесстыден».
Клара достала новую упаковку игл. После Юлека к ней должны были прийти еще два пациента. С ним же она договорилась встретиться через неделю.
Гуляя по лесу, Яцек отдыхал. Оправдывал его такое времяпрепровождение звездопад – звезды падали каждые несколько минут. В рюкзаке он нес завернутые в фольгу камни – пористые, железистые, не похожие на земные скалы.
– Совсем неплохо, – оценил он результаты недельного путешествия.
Он взвесил камни на кухонных весах, купленных в супермаркете вместе с фонариком, запасом батареек, термосом и консервами.
Ночевал Яцек в гостиницах небольших городков Розточе,[49] а порой – в своем джипе, завернувшись в спальный мешок. Выходя из лесу, он пытался отвечать на любопытствующие вопросы местных. Они покупали для него в деревенских магазинах питательное трехпроцентное молоко. «Годится как сливки в кофе», – сказала одна из продавщиц. «Неужто они в своих хижинах взбивают себе сливки для капуччино? Может, у них есть компьютеры, спутниковое телевидение и они ведут такой утонченный образ жизни, о котором мы и не подозреваем?» – размышлял Яцек, наблюдая за деревушками издали.
Когда эйфория уединения себя исчерпала, пришла пустота. Яцек заполнял ее образами прошлого. Он ступал по лесной подстилке, и ее шорохи напоминали ему шелест бумаги, когда, переворачиваешь ее, роясь в архивах. Яцек высматривал под ногами камни, и к нему возвращались воспоминания о малозначительных, казалось бы, разговорах, затерянных словах. Истлевшая прошлогодняя листва, шелестящая под ногами, походила на поблекшие старинные фотографии-сепии.
У него болели ноги, жгло глаза. Всякий раз незадолго до полуночи, прежде чем принять снотворное, он отчитывался перед Кларой: жив, не заблудился, никто на него не напал, завтра собирается быть там-то и там-то, спокойной ночи. Слышимость была отличная, помехи появлялись редко. Слова Клары перед сном накладывались в голове Яцека на прочитанные статьи о метеоритах, научно-популярные тексты по астрофизике. «Отголоски погасших звезд. Они слышны через миллионы лет после распада». С утра он просматривал находки вчерашнего дня. Кусочки шлака, трудноотличимые от метеоритов, он распознавал и отбрасывал. Очищал собранные камни от присохшей грязи. Самые ценные могли долететь с Марса, с Юпитера, с планет, лежащих вне Солнечной системы. Менее ценные падают с Луны. Это оценит эксперт. Нет, Яцек не надеялся много на этом заработать – двухкилограммовые колоссы ему вряд ли попадутся. Ему было достаточно и скромной пользы. Ведь убегают не
– Я отрублю тебе голову, – добродушно сказала Клара Юлеку, когда он пришел к ней во второй раз.
Она склонилась над ним, выискивая пальцами более теплые участки кожи.
– То есть?… – Ему хотелось бояться ее, хотелось длить свой страх, чтобы желать ее еще сильнее.
– Вставлю иглы вот сюда, в шею, – она отогнула его ухо, – и тебе не захочется больше думать. Что ты делаешь сегодня вечером?