Т. 2. С. 43
...Более всех извлекал для себя пользы от... посещения Ставрополя
военною молодёжью грек Найтаки, содержатель гостиницы, хотя не
единственной, но бесспорно самой лучшей в городе.
Музыка, пение, говор, стукотня бильярдных шаров, хлопанье пробок из
шампанских бутылок, чоканье бокалами и крики «ура!» внутри гостиницы, езда
биржевых дрожек и других экипажей снаружи почти не умолкали ни днем ни
ночью. Подчас случались и скандальчики вроде того, что понтеры набросятся на
шулера-банкомета и спровадят его подобру-поздорову за двери, или, в минуты
вакхического увлечения, перебьют посуду и зеркала и переломают мебель. А это и
на руку содержателю гостиницы, потому что он рассчитается с виновными не
только по-русски втридорога, но и по-гречески вдесятерицу.
Решено было, что с поэтом поедет на Кавказ Монго-Столыпин. Ему
поручалось друзьями и родными оберегать поэта от опасных выходок.
Зашёл я и в бильярдную. По стенам ее тянулись кожаные диваны, на
которых восседали штаб - и обер-офицеры, тоже большею частью раненые. Два
офицера в сюртуках без эполет, одного и того же полка играли на бильярде. Один
из них, по ту сторону бильярда, с левой моей руки, первый обратил на меня свое
внимание. Он был среднего роста, с некрасивым, но невольно поражавшим
каждого симпатичными чертами широким лицом, широкоплечий, с широкими
скулами, вообще с широкою костью всего остова, немного сутуловат — словом,
то, что называется «сбитой человек». Такие люди бывают одарены более или
менее почтенною физической силой. В партнере его, на которого я обратил затем
свое внимание, узнал я бывшего своего товарища Нагорничевского, поступившего
в Тенгинский полк, стоявший на Кавказе. Мы сейчас узнали друг друга. Он
передал кий другому офицеру и вышел со мною в другую комнату.
— Знаешь ли, с кем я играл? — спросил он меня.
— Нет! Где ж мне знать — я впервые здесь.
— С Лермонтовым, он был из лейб-гусар за разные проказы переведен по
высочайшему повелению в наш полк и едет теперь по окончании отпуска из С.-
Петербурга к нам за Лабу.
Март. С. 525
Я все надеюсь, милая бабушка, что мне все-таки выйдет прощенье и я
смогу выйти в отставку.
Лермонтов в последнем письме к Мартынову писал сюда, что он кидал
вверх гривенник, загадывал, куда ему ехать. Он упал решетом. Сие означало в
Пятигорск, и от того там погиб.
На другое утро Лермонтов, входя в комнату, в которой я со Столыпиным
сидели уже за самоваром, обратясь к последнему, сказал: «Послушай, Столыпин, а
