критикой'[56]. Я признаю ее значимость для герменевтического поиска смысла в новозаветных текстах, но считаю, что включать ее в книгу гораздо менее необходимо, чем предыдущих два направления. Дело в том, что литературная критика старается освободить новозаветные тексты от узких и подчас банальных забот исторического исследования. Между тем в 'Единстве и многообразии' я преследую именно исторические цели, как ясно видно из подзаголовка — И
Если проблематика сильно изменилась и если обстоятельная переработка книги невозможна, стоит ли вообще браться за дело? Этот вопрос мы серьезно рассматривали на нашем семинаре. Ответ, однако, был твердым и однозначным: второе издание желательно, и работа над ним необходима. Основные причины состоят в следующем.
Начнем с чисто практического соображения: немецкое издание было почти готово. Было бы очень жаль, окажись оно всего лишь переводом устаревшей версии 1977 г. И даже если бы английские издатели сочли трудным вносить в текст изменения, с немецким изданием дело обстояло куда проще: текст еще не был набран в типографии. Между тем мне не хотелось, чтобы немецкое и английские издания сильно отличались друг от друга. Напрашивался выход: внести минимальные исправления там, где это необходимо и возможно, сохранив английскую пагинацию. Рассматривая каждую главу после обсуждения ее на семинаре, я с облегчением обнаружил, что даже в условиях подобных ограничений могу сделать все существенные и большинство желательных исправлений.
Второе. Первоначальная версия 'Единства и многообразия' отчасти устарела, но далеко не в такой степени, чтобы вовсе утратить ценность. Вопросы и темы, рассмотренные в части I, а также течения, проанализированные в части II, сохраняют актуальность для любого исследования первохристианства. Сводить всю новозаветную науку к вышеуказанным трем направлениям значило бы оказать ей дурную услугу. Материал, который я рассматриваю в последующих главах, содержит много непреходящего, а потому дебаты последних двенадцати лет не умаляют его значимость. По–моему, я подал факты в достаточно компактном виде, так что в результате получилось одно из наиболее полезных введений в проблематику и множество отправных точек для дискуссии и дальнейшего изучения этих тем и направлений. Надеюсь, что книга поможет читателям взглянуть на Новый Завет и первохристианство в новом свете, поможет лучше его понять, — и, если даремские семинары хоть сколько?нибудь показательны, даст свежий стимул для новозаветников самого разного профиля. И если с помощью минимальной переработки эту ценность удастся увеличить (убрав наиболее устаревшие куски и добавив современную библиографию), то книга сможет пригодиться еще одному поколению исследователей Нового Завета.
Третье. Превыше всего важность темы — единство в многообразии. Моей основной целью было не создать углубленное пособие по Новому Завету, а проанализировать историческую реальность христианства I в. и христианства новозаветных документов, исследовать историческое и богословское взаимодействие между их единством и многообразием. Еще до выхода в свет первого издания я восемь лет жил с этой проблемой: дискутировал, преподавал, думал, делал письменные заметки. И я все более и более убеждался:
Одним из наиболее ободряющих последствий 'Единства и многообразия' стало то, что меня начали звать на экуменические собрания и конференции, причем именно с целью разобраться и поразмыслить над тем, какое значение имеет новозаветное единство и многообразие для современных экуменических забот[58]. Я с радостью откликался, ибо считал, что выводы главы XV имеют первостепенную значимость для каждого, кто всерьез воспринимает исторический характер христианства и ту его дефиницию, которую задает Новый Завет[59]. Если исправленное издание глубже раскроет перед новозаветниками в частности и христианами вообще реальность и важность единства в многообразии (оба слова одинаково значимы!), мне почти наверняка захочется продолжать.
Четвертое. Новое издание дает мне возможность лучше разъяснить цели, объем и ограничения 'Единства и многообразия'. Скажем, читатели должны были понять, что в части I я стараюсь отыскать единство, задавая вопросы: что исторически служило объединению христианства? Что считалось частью его уникальной специфики? В этом смысле на ход моих мыслей оказала влияние вся последующая история христианства. Аналогичным образом обстоит дело с частью II: рассмотренные в ней течения и направления обрели наиболее развитую и характерную форму в посленовозаветный период и составляли для христиан II в. главные альтернативы. Соответственно обзор получился более глобальным и цельным, чем, казалось бы, можно было ожидать. Поэтому стало довольно проблематичным добавлять новые главы (я размышлял, не включить ли главу по этике[60]) или перемещать акценты и образы с 'единства и многообразия' на, скажем, полезную схему Бекера ('когерентность и случайность'), которая, впрочем, сводится к тому же[61].
С другой стороны, пожалуй, мне следовало яснее сказать, что в 'Единстве и многообразии' я работаю на двух уровнях. Один уровень — историческая реальность церквей, о которых идет речь в Новом Завете. Другой — сам Новый Завет. Разумеется, последний содержится в первом, и все же это разные вещи. Тот факт, что многообразие новозаветных документов уже многообразия ранних церквей, не должен давать нам повод закрывать глаза на многообразие самого Нового Завета. Однако не следует игнорировать и то обстоятельство, что более узкое многообразие новозаветных документов сдерживало и ограничивало более широкое многообразие.
Опять?таки напомню: последующие главы носят ознакомительный и обобщающий характер. По любой из рассмотренных тем можно написать несколько монографий. В ходе даремского семинара мы часто приходили к выводу, что, хотя по ряду вопросов можно и нужно сказать больше, сделать это можно лишь за счет обширных дополнений. Данные и анализ, которые содержатся в книге, предоставляют лишь отправную точку для дискуссии, — именно то, что нужно умелому ведущему. Текст разбит на подразделы. Они облегчают работу с книгой в группах. Кое–где встречаются повторы. Они отражают попытку сделать каждую главу как можно более компактной и самодостаточной. Система перекрестных ссылок позволяет при необходимости вести более развернутое обсуждение отдельных моментов. В библиографические сноски я включил не только те труды, которые подтверждают мои тезисы, но и те, которые оспаривают их или придают дискуссии иную направленность. Хотелось бы надеяться, что если участники дебатов, взяв за отправную точку 'Единство и многообразие', будут изучать как новозаветные тексты, так и предложенную библиографию, то придут к более полному и глубокому пониманию, чем то, которое можно было достичь в самом 'Единстве и многообразии'.
Поскольку я хотел дать толчок полемике, то сознательно старался острее формулировать вопросы и выводы. Работая над пересмотром книги, я не раз спрашивал себя, не стоит ли смягчить те или иные смелые или дискуссионные утверждения, а кое–где мне показалось, что в постановке проблемы я перегнул палку. Однако большей частью я придерживаюсь прежней линии: стимулировать обсуждение и оспаривать 'более безопасные' позиции. Если отдельные перегибы будут платой за то, что у некоторых людей откроются глаза, я согласен. И если в конечном счете мы лучше станем понимать историческую реальность первохристианства и характер Нового Завета, то моя цель во многом будет достигнута.
Другие разъяснения я включил в сам текст, а также в примечания и новые введения к каждой главе.
Пятое. Пересмотренное издание дает мне возможность возразить на некоторую необоснованную
