— Смотрите дальше. Выбираю нужную мне стальную плашку и зажимаю в тиски… Вот так — накрепко, чтобы не шелохнулась плашка. Теперь можно работать. И он провёл по плашке напильником. — Начинаю, ребята, готовить штамп. — Русаков поднял глаза на меня: — Как бы это объяснить ребятишкам — «штамп»?
Я пришёл Николаю Николаевичу на выручку.
Напомнил мальчикам, как они малышами возились в ящике-песочнице. Под руками формочки — деревянные, пластмассовые. Набьёшь формочку сырым песком, опрокинешь на скамейку — получается кулич.
Опять набиваешь формочку. Опрокинешь — второй кулич.
И пошёл ставить кулич за куличом!.. Сколько их? И не пересчитать.
Но все куличи одинаковые, если из одной формочки…
— Уже понятно! — прервали меня мальчики. — Штамп — это как формочка. — И к Николаю Николаевичу: — А чем вы свою формочку набиваете? Не песком же?
— Какие догадливые! — шуткой на шутку ответил Русаков. — Нет, не песком. На штамп кладут кусок раскалённого, насквозь красного и оттого мягкого металла. Но рукой его не вдавишь в углубление. Нужен пресс. Раз-два, надавил — и получается деталь, как ваш кулич из формочки. А после этого только кнопку нажимай: «Тук-тук-тук-тук…» — выдаёт пресс деталь за деталью.
Ребята узнали от Русакова, что инструментальщик готовит много различных штампов. Ведь детали требуются и большие, и маленькие, и такого фасона, и этакого.
Из этих-то деталей и собирают на заводе гигантские электрические машины.
У верстака
Мальчики раскраснелись. Глаза блестят. И я понимаю их радость: беседует с ними знаменитый инструментальщик, и не о пустяках болтает, как иные взрослые с детьми. Николай Николаевич знакомит их со своим мастерством.
Сейчас всё внимание ребят — на тиски, в которых закреплена плашка.
Плашка ещё не штамп, пока лишь гладкий кусок стали.
Но Русаков у верстака. Он водит напильником по металлу, с силой нажимая на него. «Шарп… шарп!..» В то же время зорко поглядывает на чертёж, чтобы не ошибиться, не сделать неверного движения.
Тёмные его волосы, расчёсанные на косой пробор, растрепались, попадали на лоб. На лбу проступили капельки пота…
А мальчики, как заворожённые, смотрят на его руки. Происходит удивительное. Руки начинают серебриться… Всё больше, больше — кажется, вот-вот станут совсем серебряными.
Но Русаков останавливается, чтобы передохнуть. Напильник отложен — руки вытирает ветошкой. И они уже не серебряные…
Это всего лишь металлическая пыль, которую сдирал с плашки напильник.
Кинул Русаков ветошку, достал носовой платок и принялся вытирать разгорячённое лицо и шею.
Мальчикам стало его жалко.
— Николай Николаевич! — сказал Алёша. — Зачем же это… Сталь пилить руками! Вон как вам трудно!
— Трудновато, — согласился Русаков.
— А вы станок себе попросите! — посоветовал Саша. — Вам какой хотите дадут. Самый лучший!
К удивлению мальчиков, Русаков объявил:
— А одного мне мало. Хочу, чтобы служили мне и токарный, и фрезерный, и строгальный, и сверловочный!
— Так много? — вырвалось у Саши.
— А я жадный! — Русаков рассмеялся и сказал уже серьёзно: — Вон у нас в цехе станки. Посмотрите. Всё это мои помощники.
Мальчики кивнули. Станки салатного цвета; там они уже побывали. Но оставалось непонятным, как это столько станков помогают одному человеку.
Русаков стал объяснять.
— Вот тут, — говорит, — на плашке, согласно чертежу, должна быть канавка. И довольно глубокая. Вручную мне её и за полдня не пропилить. Но есть строгальный станок…
С этими словами Николай Николаевич развинтил тиски. Плашку передал на станок — и через несколько минут канавка была готова.
Ребята потянулись к плашке.
— А можно руками попробовать?
— Попробуйте.
— Какая ровная канавка… И тёпленькая!
Русаков отправил плашку в новое путешествие: на фрезерный станок.
Теперь появились на плашке как бы маленький колодец с крохотным отверстием.
— Заметьте, — сказал Николай Николаевич, — отверстие круглое. Так делает станок. А по чертежу надо квадратное. Значит?..
Он подмигнул ребятам и пошёл к умывальнику.
Долго и старательно мыл руки.
— …значит, — закончил он, — от ручной работы не уйти. Да ещё посмотрите, какой мелкой.
И тут началось самое интересное.
Русаков разложил инструмент. Кроме напильников мальчики увидели лопаточки, шильца, совочки… Будто блестящий веер засиял на верстаке.
Из этого веера Николай Николаевич стал брать то одно, то другое.
Но даже не взглянет перед собой. Каждый инструмент словно сам прыгает в протянутую руку. Только и поднимет глаза, чтобы свериться с чертежом.
От всего этого работа у Николая Николаевича пошла быстро.
Иные инструменты совсем крохотные — из-за пальцев рабочего и не разглядеть, что они там делают… Временами Николай Николаевич, нацеливаясь инструментом в отверстие колодца, придерживает дыхание.
Замирают и мальчики. Они уже знают: чуть царапнешь, вводя инструмент в глубину, и квадрат может быть испорчен…
— Дед у вас какой бритвой бреется? — неожиданно спросил Николай Николаевич, не прерывая работы.
Алёша взглянул на меня. Я улыбнулся: мол, отвечай.
— А он не признаёт электрической. У него бритва как сабля.
— А как он точит свою саблю? Ты видел?
— Ага. На брусочке. И поливает маслом. Чтобы ни-ни… никакой зазубринки. Даже невидимой.
Николай Николаевич кивнул.
— Вот и я, — сказал он, — должен закончить маленький колодец без зазубрин внутри. У дедушки масло, а у меня медный купорос. — Он наклонил бутылочку и пустил в отверстие колодца несколько зелёных капель. — Теперь, — продолжал он, — беру вот этот напильничек, называется «бархатный»…
А напильничек-то, глядят ребята, чуть потолще иголки. Насечку на нём и не рассмотришь — глаза заслезятся.
Мальчики следят за руками инструментальщика. Ждут…
Однако бархатный напильник не успел опуститься в колодец.
