Это были тяжелые утраты… Понес потери также отряд «За Родину». Павших героев мы похоронили недалеко от Пострежья, возле дубовой рощи, в скромной братской могиле. Ценою своих жизней они спасли жизни многих тысяч советских людей.
Спустя несколько дней секретарь ЦК КП(б) Белоруссии товарищ Пономаренко сердечно поздравил командование и личный состав отряда с замечательной победой и пожелал нам новых боевых успехов.
По решению межрайкома партии Борисовско-Бегомльской зоны отряд был преобразован в бригаду того же наименования. Комбригом был назначен Василий Федорович Тарунов, комиссаром бригады я.
Вторая военная весна с самого начала стала жаркой во вражеском тылу и предвещала не менее жаркое лето на фронте. Патриоты видели, что противник проводит интенсивную переброску живой силы и боевой техники к фронту по железным и шоссейным дорогам. Главные коммуникации использовались по уплотненному графику. Нам стало известно об усиленной подготовке немцев к летней операции под кодовым названием «Цитадель», стремившихся добиться реванша за поражение под Сталинградом. На эту операцию гитлеровцы возлагали большие надежды, рассматривали ее как решающую.
«Победа под Курском, — говорилось в директиве гитлеровской ставки войскам, — должна явиться факелом для всего мира». Солдатам и офицерам предписывалось «победить или погибнуть».
А перед партизанами Москва поставила задачу усилить удары по врагу на его коммуникациях. Приказ касался всех партизанских отрядов и прежде всего тех, которые находились у важных артерий, питавших фронт. Именно на таком бойком участке автострады и железной дороги в районе между Минском и Борисовом действовал наш отряд.
Из Кормшского леса, где укрывалась центральная база отряда, ежедневно выходили десятки диверсионных групп с толом, снарядами, бомбами. В эти жаркие дни у партизан вызывало беспокойство только одно — нехватка боеприпасов и взрывчатки.
Народная армия в тылу росла с каждым днем и усиливала удары по врагу. Для гитлеровцев это был настоящий второй фронт. Командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Клюге докладывал Гитлеру:
«В тылу у меня повсюду партизаны, которые все еще не только не разбиты, но все более усиливаются. К тому же их активность возросла… А 400 этих проклятых диверсий на железной дороге!»
Фельдмаршал фон Клюге нервничал. Еще бы! Ему доносил командующий охранными войсками и начальник тылового района группы армий «Центр» генерал Шенкендорф:
«Существует угрожающее положение, создавшееся в результате действий партизан. Важнейшие пути подвоза по железной дороге постоянно находятся под угрозой. Число налетов партизан, диверсий и т. п. с каждым днем возрастает…»[18]
После блокады перед разведчиками стояла задача: восстановить связь с подпольщиками. С этой целью вышел к автостраде начальник разведки с группой прикрытия. Впереди них по широкой асфальтовой полосе нескончаемым потоком тянулись на восток тяжелые грузовики, выплевывая из выхлопных труб струи черного дыма. Почти касаясь верхушек деревьев, пролетали транспортные самолеты с черными крестами на крыльях. Как хотелось резануть по ним из пулемета бронебойными! Как хотелось! Но это нельзя было делать: противник находился рядом и давал о себе знать пулеметными очередями то с железной дороги, то со стороны станции Жодино, то с нефтебазы. Да и не обстрела ради пришли сюда разведчики. У них другая задача — нужно связаться с подпольщицей Таней Конюховой, получить сведения о гарнизоне, а главное, о перебросках по железной дороге живой силы и боевой техники. Это было очень важно для нас, а еще важнее для фронта, для Москвы. В данный момент вся надежда возлагалась в этом отношении на Таню. Она являлась пока единственным человеком, кто добывал важные сведения о противнике, по ее же словам, из «первых рук», и сведения были всегда полными и точными.
Однажды заместитель командира бригады Григорий Савельевич Якимович, наладивший подпольную работу Тани, спросил ее:
— Что это за первые руки?
Лицо Тани густо покрылось краской. Потом она успокоилась и с достоинством ответила:
— Нашего верного друга. За точность сведений ручаюсь.
Яркое июньское солнце щедро заливало светом опушку соснового перелеска, отделенного от автомагистрали Минск — Москва стометровой, недавно вырубленной немцами полосой безопасности. Начальник разведки Евгений Михайлович Чуянов с группой расположился в тени сосен. Тем временем разведчик Петя Мальцев скрытно добрался до края перелеска, внимательно осмотрелся вокруг и, поднявшись на одно из высоких деревьев, прикрепил на его верхушке белую тряпицу. Это был сигнал срочного вызова на встречу подпольщицы Тани. Опустившись с дерева, Петя по-пластунски дополз до опушки и укрылся в густых зарослях.
Прислушавшись к дневным шорохам и ничего подозрительного не обнаружив, разведчик пристальным взглядом наблюдал за деревней, опоясанной колючей проволокой. Она была безлюдной. Казалось, что там нет ни одной живой души. Разведчик какое-то время был спокоен. Длительное молчание Тани начинало его беспокоить. До боли в глазах всматриваясь в дверь третьей от края хаты, он поминутно бросал косые взгляды на черный циферблат трофейных часов. Как хотелось Пете, чтобы распахнулась эта дверь и на пороге появилась Таня с белой косынкой в руке! Ему совсем не хотелось думать о возможном появлении девушки с черным платком. Это означало бы: «Опасность! На встречу не выйду!»
Со времени последней встречи подпольщицы с партизанами прошло более двух месяцев. С тех пор она не знала толком ничего об отряде и судьбах дорогих ей людей. В конце июня Таня прочитала в местной газетенке сводку немецкого командования, в которой хвастливо сообщалось о полном разгроме партизан. При этом приводились имена убитых и захваченных в плен, расстрелянных комсомольцев, повешенных коммунистов. Среди них значилось и наше командование. «Так что же это? — думала Таня. — Неужели это правда? Видно, брешут, проклятые гады».
…Из укрытия разведчик Петя хорошо видел все, что происходило на автотрассе и рядом с ней. Вот откуда-то появились гитлеровцы с витками проволоки на плечах. Они начали сновать от одного телефонного столба с оборванными проводами к другому.
Вначале партизанам, оставшимся на поляне дожидаться Петю, казалось, что все идет своим чередом и для особого беспокойства нет причин. Вдруг трое солдат сбросили с плеч витки проволоки, закурили и, сняв карабины на изготовку, скрылись в зарослях.
— Этого еще не хватало, — обеспокоился Демин, — того и гляди фрицы на Петра наткнутся. Как у него с патронами?
— Штук тридцать будет, — невнятно ответил Чуянов, занятый мыслями о предстоящей встрече с Таней.
— Так это же всего одна длинная и две короткие очереди! — возмутился Демин.
— Не одна длинная и две короткие, а целых тридцать выстрелов, если стрелять одиночными. А если еще стрелять прицельно, то… Дались тебе эти патроны. Будто у меня их больше!
— А ты не сердись, Женя. Если бы я знал такое дело, то отдал бы свои, — с укором сказал Демин погорячившемуся Чуянову. Тот молча закрепил диск и, повернувшись к Демину, бросил:
— Ты прав, Иван. При нужде прикрой нас…
Чуянов приподнялся и, прячась в сосняке, где ползком, где пригнувшись, направился к опушке. Под ногами предательски потрескивали сухие ветви и сучья.
Петя слышал невдалеке осторожные шаги. Он хорошо знал, что оккупанты так не ходят. Но все его внимание было сосредоточено на том, что он увидел на окраине деревни.
Чуянов щелкнул языком, подражая белке, и сразу же услышал ответный щелчок. Когда начальник разведки оказался рядом, Петя еще плотнее прижал к глазам бинокль и прошипел:
— Удавить этакую мало…
