сразу двух человек со щитами и в латах. По существу, каждый катафрактарий представлял собой мчащийся таран, тысяча катафрактариев — летящую стену из тысячи таранов:
«Когда наступает время битвы, то, ослабив поводья, он [катафрактарий. — В.Д.] мчится на противника, подобный какому-то железному человеку или движущейся кованой статуе. Острие копья сильно выдается вперед, само копье ремнем прикреплено к шее коня; нижний его конец при помощи петли держится на крупе копя, в схватках копье не поддается, но, помогая руке всадника, всего лишь направляющей удар, само напрягается и твердо упирается, нанося сильное ранение, и в своем стремительном натиске колет кого ни попало, одним ударом часто пронзая двоих. <…> Вся сила этой броненосной конницы — в копьях, у нее нет никаких других средств защитить себя или нанести вред врагу, так как она словно замурована в свою тяжелую негнущуюся броню».
Не правда ли, некоторые виды сарматского вооружения и доспехов во многом напоминают воинское снаряжение русских богатырей, какими мы их представляем по былинам или картинам Виктора Васнецова или Ивана Билибина? Удивляться не приходится: мы — прямые наследники сарматов, в том числе и по воинским доспехам (сказанное, правда, не относится к тактике конного боя катафрактариев — ее славяне не переняли).
Одним из сарматских племен были роксоланы, известные более под именем росолан или же росалан. В первом слоге данного этнонима многие видят название проторусских племен. Думается, такое предположение близко к истине. В «Географии» Страбона росоланы описываются как кочевники, перемещающиеся по степи в кибитках из войлока, пасущие скот и собирающие дань с подвластных народов. В «Велесовой книге» они поименованы русколанами, а Русская земля — Русколанью.
Основным врагом сарматов с самого момента их появления в придонских и причерноморских степях были скифы. Превосходство в организации, численности, вооружении и боевой тактике быстро привели к тому, что скифы оказались вскоре вытесненными со своих исконных территорий. При этом сарматы действовали безжалостно, нередко истребляя на своем пути все живое. Диодор Сицилийский свидетельствует, что сарматы «опустошили значительную часть Скифии и, поголовно истребляя побежденных, превратили большую часть страны в пустыню». Беллетризированное свидетельство самих скифов о своем противоборстве с сарматами вложил в уста героя одного из своих диалогов Лукиан. Как рассказывает скиф Токсарид, сарматы, напав на скифов, ведут себя, как и любые захватчики: хватают пленных, угоняют скот, грабят жилища, насилуют женщин, убивают безвинных.
Естественно, при такой ситуации Скифия стала называться по имени новых властителей и хозяев Сарматией. Затем это название было перенесено на всю Россию и сохранялось таковым особенно на Западе до Нового времени. Римляне (в отличие от эллинов) также предпочитали именовать северные от Черного моря территории Сарматией, хотя прекрасно понимали отличие скифов от сарматов, одинаково ненавидя и презирая тех и других. Не избежал этого и Овидий: в одной из «скорбных элегий» он ожесточенно обрушивается на сарматов — «народ дикарей», лишающий одним видом своим его, Овидия, творческого вдохновения. С ужасом описывает он и «сарматские реалии»: тяжелые телеги, которые медленно тянут волы по льду замерзшего Дуная (Истра), вино, обратившееся в куски льда, сарматские стрелы, наконечники которых смазаны красящим ядом, и т. д.
* * * Неудивительно, что именно с сарматами, у которых сохранились наиболее четко выраженные матриархальные отношения, связано и популярное античное предание об амазонках. Смысл данного романтического этнонима далеко не романтический. Амазонки — значит, «безгрудые» (a — «без»; mazos — «грудь»): матери выжигали каленым железом малолетним дочерям правую грудь, чтобы, когда те вырастут, им было удобнее натягивать тетиву и стрелять из лука (рис. 54). Аналогичный обычай существовал и у сарматов. Считалось, что именно они являются прямыми потомками амазонок. Геродот, пытаясь освободиться от мифологического тумана, всю историю излагает следующим образом:
Рис. 54. Амазонки. С греческой вазы. V век до н. э.
«Эллины вели войну с амазонками (скифы называют амазонок „эорпата“, что по- эллински означает мужеубийцы; „эор“ ведь значит муж, а „пата“ — убивать). После победоносного сражения при Фермодонте эллины (так гласит сказание) возвращались домой на трех кораблях, везя с собой амазонок, сколько им удалось захватить живыми. В открытом море амазонки напали на эллинов и перебили [всех] мужчин. Однако амазонки не были знакомы с кораблевождением и не умели обращаться с рулем, парусами и веслами. После убиения мужчин они носились по волнам и, гонимые ветром, пристали наконец к Кремнам на озере Меотида. Кремны же находятся в земле свободных скифов. Здесь амазонки сошли с кораблей на берег и стали бродить по окрестностям. Затем они встретили табун лошадей и захватили его. Разъезжая на этих лошадях, они принялись грабить Скифскую землю.
Скифы не могли понять, в чем дело, так как язык, одеяние и племя амазонок были им незнакомы. И скифы недоумевали, откуда амазонки явились, и, приняв их за молодых мужчин, вступили с ними в схватку. После битвы несколько трупов попало в руки скифов, и таким образом те поняли, что это женщины. Тогда скифы решили на совете больше совсем не убивать женщин, а послать к ним приблизительно столько молодых людей, сколько было амазонок. Юношам нужно было разбить стан поблизости от амазонок и делать все, что будут делать те, если амазонки начнут их преследовать, то они не должны вступать в бой, а бежать. Когда же преследование кончится, то юноши должны опять приблизиться и вновь разбить стан. Скифы решили так, потому что желали иметь детей от амазонок.
Отправленные скифами юноши принялись выполнять эти приказания. Лишь только женщины заметили, что юноши пришли без всяких враждебных намерений, они оставили их в покое. Со дня на день оба стана все больше приближались один к другому. У юношей, как и у амазонок, не было ничего, кроме оружия и коней, и они вели одинаковый с ними образ жизни, занимаясь охотой и разбоем. В полдень амазонки делали вот что: они расходились поодиночке или по двое, чтобы в стороне отправлять естественные потребности. Скифы, приметив это, начали поступать так же. И когда кто-нибудь из юношей заставал амазонку одну, женщина не прогоняла юношу, но позволяла вступить с ней в сношение. Разговаривать между собой, конечно, они не могли, так как не понимали друг друга. Движением руки амазонка указывала юноше, что он может на следующий день прийти на то же место и привести товарища, знаком объясняя, что их будет также двое и она явится с подругой. Юноша возвратился и рассказал об этом остальным. На следующий день этот юноша явился на то же место вместе с товарищем и застал там уже ожидающих его двух амазонок. Когда прочие юноши узнали об этом, они укротили и остальных амазонок.
После этого оба стана объединились и жили вместе, причем каждый получил в жены ту женщину, с которой он впервые сошелся. Мужья, однако, не могли выучиться языку своих жен, тогда как жены усвоили язык мужей. Когда наконец они стали понимать друг друга, мужчины сказали амазонкам следующее: „У нас есть родители, есть и имущество. Мы не можем больше вести такую жизнь и поэтому хотим возвратиться к своим и снова жить с нашим народом. Вы одни будете нашими женами и других у нас не будет“. На это амазонки ответили так: „Мы не можем жить с вашими женщинами. Ведь обычаи у нас не такие, как у них: мы стреляем из лука, метаем дротики и скачем верхом на конях; напротив, к женской работе мы не привыкли. Ваши же женщины не занимаются ничем из упомянутого, они выполняют женскую работу, оставаясь в своих кибитках, не охотятся и вообще никуда не выходят. Поэтому-то мы не сможем с ними поладить. Если вы хотите, чтобы мы были вашими женами и желаете показать себя честными, то отправляйтесь к вашим родителям и получите вашу долю наследства. Когда вы возвратитесь, давайте будем жить сами по себе“.
