* * *
Пребывание Эмилио на посту сенатора стало его первым опытом в национальной
политике, однако в Гавану он прибыл уже в ореоле славы – отчасти благодаря
всенародной популярности рома «Бакарди», отчасти – своим общепризнанным заслугам
как мэра Сантьяго. Не прошло и нескольких дней после его вступления в должность в
апреле 1906 года, а он уже активно участвовал в прениях по самым разным вопросом,
занимая, как правило, прогрессивную позицию. Он настаивал, что договор Кубы с
Испанией об экстрадиции преступников не должен касаться рабочих агитаторов-
анархистов, поскольку они не обычные преступники, а защитники социалистических
идей. «Для Кубы, которая достигла политических свобод благодаря нерушимому
идеализму своих сынов, было бы двуличием депортировать людей, отстаивающих другие
идеи, неважно, хороши эти идеи или плохи, в Испанию, где их ждет самое суровое
наказание», - говорил Эмилио. Он внес законопроект о своего рода страховке на рабочем
месте – такого на Кубе еще не было, - и заявил коллегам-сенаторам, что если они могут
себе позволить новое здание Сената, значит, могут и обеспечить крышу над головой
пострадавшим при наводнении. Было очевидно, что Эмилио прямой дорогой идет к
высшим государственным постам.
Однако страна стремительно катилась в пропасть кризиса. Оппозиционеры-
либералы, решив, что их силой исключили из политической жизни, вознамерились
захватить власть. Вооруженная конфронтация породила целое поколение кубинских
национальных героев, а в ряды Либеральной партии входили многие бывшие офицеры и
солдаты повстанческой армии. К августу 1906 года верхушка партии собрала ополчение
примерно из двадцати четырех тысяч разгневанных бойцов, многие из которых были
чернокожие, и войско маршем двинулось на Гавану. Восстание отнюдь не было
самоубийственным. Соединенные Штаты на правах оккупантов разоружили старую
кубинскую армию и запретили создавать новую, поэтому гаванское правительство было
почти некому защищать. Президент Эстрада Пальма предупредил либералов, что если они
не отзовут ополченцев, он будет вынужден попросить американских военных вернуться
на Кубу и снова оккупировать остров.
Эмилио видел, что страна снова погружается в хаос, и был этим крайне огорчен.
Он никак не мог понять, почему кубинские политики столь недальновидны – одна
сторона, либералы, ставит под удар безопасность страны ради того, чтобы заполучить
политическую власть, а другая, правящая партия, отказывается вовлечь либералов в
политический процесс. Однако гораздо хуже была угроза президента Томаса Эстрады
Пальмы вызвать американскую военную интервенцию. Американская военная оккупация
на острове свела бы на нет все отчаянные попытки кубинцев наладить самоуправление и
сокрушила бы их хрупкое национальное самосознание. Эмилио решил сделать все, что в
его силах, чтобы избежать подобного фиаско. «Последствия и для победителей, и для
побежденных будут одни и те же: мы утратим независимость», - писал он в обращении к
избирателям. 8 сентября, когда Эмилио понял, что ни одна из сторон не собирается искать
компромисс, а коллеги-сенаторы бездействуют, он послал срочную телеграмму главе
Сената Рикардо Дольсу:
МЕНЯ ПОРАЖАЕТ, ЧТО В ЭТОТ ТРУДНЫЙ ЧАС ВСЕ ТАК БЕЗРАЗЛИЧНЫ И
НИКТО НЕ СОБИРАЕТСЯ СОЗЫВАТЬ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ЗАСЕДАНИЕ КОНГРЕССА.
Дольс ответил:
У МЕНЯ НЕТ ПОЛНОМОЧИЙ СОЗЫВАТЬ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ЗАСЕДАНИЕ
КОНГРЕССА.
Несколько часов спустя Эмилио послал вторую телеграмму:
Я ОЖИДАЛ ТАКОГО ОТВЕТА, ОДНАКО В СЛОЖИВШИХСЯ