Стивен Добинс
СЧАСТЛИВОЕ ОТСУТСТВИЕ
Есть смертельные опасности настолько неожиданные, что нам бы следовало поддерживать себя в состоянии боевой тревоги, чтобы всегда быть готовым дать им отпор или же в них не поверить. Однако даже с подобными событиями нужно как?то справляться, понимать их. Еще хуже самих событий может быть то, как отвечает на них этот мир. Обдумайте то, что воспоследует.
Джейсон Даблью Плоувер, поэт, издавший шесть книг, был убит в момент, когда переходил на красный свет авеню Массачузетс возле Гарвардской площади, а с неба упала раздавившая его свинья.
Эта огромная хавронья весом в семьсот фунтов снималась в картине про ограблении банка. Вертолет доставлял ее со свинофермы в Лексингтоне, пролетая над набережными Чарльз–ривер и направляясь в квартал Мемориал Драйв, где ждала знаменитая актриса, а также снятый на полдня бронированный фургон фирмы «Бринкс». В ключевой сцене свинья должна была сыграть роль внезапного дорожного препятствия. Она была под наркозом, но доза оказалась недостаточной. Свинья очнулась, увидела свет дня и, разрывая путы, ринулась своим огромным телом к открытому проему вертолета и совершила роковой прыжок — прыжок в шестьсот футов с конечным пунктом приземления в виде Джейсона Даблью Плоувера.
Что думала свинья при этом — трудно сказать. Возможно, разум ее превратился в массу вопросительных знаков. Небо было голубым, погода ласковой, и вид на Бостон сверху был, конечно, изумительным. Кончался сентябрь, деревья наливались красками осени. Мысль о возможной ошибке, должно быть, сформировалась в затуманенных мозгах свиньи, когда она превратила Джейсона Плоувера в одно большое мокрое место.
Один из очевидцев говорил, что слышал визг. Другой показывал, что видел свинью на плечах у человека. Третий узрел ангела, упавшего с небес. Приостановившись, люди подняли голову на то, что показалось им розовым облачком, быстро летящим вниз. Много говорилось о том факте, что Джейсон Плоувер переходил на красный свет, что он не подождал. Он был по пути в Гарвард на деловой ланч со своим издателем, которого звали Джози Кан. Седьмая книга стихотворений уже была готова в рукописном виде, и поэту хотелось, чтобы она поскорей была отправлена в печать. Будь он чуть менее серьезным, чуть более легкомысленным, он мог быть с нами и сегодня.
Однако именно серьезность была его фирменным знаком. Это был высокий, тяжеловесный человек, любивший носить толстое твидовое пальто, которое придавало его фигуре сходство со свернутым матрасом. Когда он шел, он, прежде чем поднять ногу для следующего шага, любил наступать на землю всей своей ступней — от каблука до носка. Его тяжелая поступь была хорошо известна в аудиториях английского отделения университета Тафтс, где он преподавал в течение пятнадцати лет. У него были густые черные брови, которыми он мог вращать, как самурай своим мечом. Одна позиция меча выказывала презрение, другая превосходство, а третья — глубокую задумчивость. В районе Бостона немало писателей. Бросьте камень в любом публичном месте и, возможно, попадете в одного из них. Но что касается серьезности — абсолютной, вызывающей, с тяжелыми веками, серьезности, говорящей: «Я самый важный поэт на этой зеленой лужайке, сотворенной Господом, — тут Джейсон Плоувер всех прочих писателей побивал.
И вдруг все это изменилось.
Заголовок в «Бостон Геральд» гласил: «ПОЭТ ОБРАЩЕН В ПРАХ ПАДУЧЕЙ СВИНЬЕЙ».
Как своевольничал с истиной Джейсон Плоувер при жизни, так, объявляя о его кончине, обошелся с истиной и писатель заголовков в «Геральд». Плоувер не был обращен в прах, он был расплющен.
Но дело не в этом.
У Плоувера была жена Хэрриет Спенс, адъюнкт–профессор феминистических наук в том же университете Тафтс. Ей тоже была присуща глубокая серьезность, но, не будучи подкрепленной физической массой, как у супруга, эта ее серьезность оценивалась по другой весовой категории. К тому же, обладая известной легкостью души, она полагала себя способной сносить шутки и по своему адресу. Это была привлекательная дама сорока лет, высокая, величавая и с темно–рыжими волосами.
Впервые намек на перемены, ожидавшие ее, она уловила, когда через день после смерти супруга вошла в профессорскую комнату. Семинар за нее вел ее друг, и Хэрриет зашла просто, чтобы взять какую?то книгу. Она предположила, что один из коллег рассказывал что?то смешное, потому что восемь–девять профессоров смеялись с такой самоотдачей, которую она никогда не наблюдала в этих стенах. Хэрриет Спенс любила мужа и была в горе от его кончины. Однако она к тому же ожидала чего?то, что могло бы отвлечь ее от ужасной его гибели, иными словами — надеялась поучаствовать в общем весельи. Однако, увидев ее, коллеги закрыли рты, отвернулись и стали издавать одышливые звуки и покашливать, будто не что?нибудь смешное, а какой?то едкий дым был причиной их состояния. Несмотря на всю свою подозрительность Хэрриет в тот раз не совсем поняла, в чем дело.
Затем, в похоронном бюро, когда она говорила с директором, лицо которого было ярко–красным, она обнаружила, что ее отвлекают смешки, доносящиеся из дальней комнаты: будто в процедуре приготовлении трупа была какая особенность, которая до этого момента от нее ускальзывала. Затем и сам директор начал запинаться, пытаясь отчетливо и с надлежащей серьезностью выговаривать слово «реконструкция». В церкви священник избегал ее взгляда, и опять вдалеке ей слышался смех, как если бы церковные служащие получали необычайное удовольствие от своего рутинного труда.
Были и другие маленькие знаки, которые не стоят долгого рассказа: внимание прессы, люди, глазеющие на улице, соседи, ведущие себя с повышенной сердечностью. Во время похорон все стало ясно, и перед Хэрриет мелькнул удручающий проблеск будущего. Было много телекамер. Епископ отправил службу с подобающей серьезностью, однако среди публики раздавались хихиканья и даже взрывы хохота. Сидя в переднем ряду с двумя сконфуженными сыновьями, Хэрриет Спенс осознала, что странность смерти мужа способна стереть все его прижизненные свершения. Шесть книжечек поэзии, пусть и с седьмой на выходе, трудно противопоставить огромной тяжести гибели от свиньи, свалившейся на голову. Положите шесть книг на один конец качелей, а на другой свинью — и все тут ясно. Мы знаем из истории, что греческий поэт Эсхилл погиб, когда черепаха, оброненная пролетающим орлом, ударила его по голове и расколола череп. С тех пор уже давно репутация Эсхилла восстановлена, но можно предположить, что в Афинах был и период тайного веселья. Время было военное, и людям нужен был смех.
Джейсон Плоувер отныне был поэт, которого убила упавшая свинья. Его книги из магазинов мгновенно исчезли, и планировались новые допечатки тиражей. В свое время он написал стихотворение под названием «Свинья и я», которое появилось во втором его сборнике «Домашние тайны». Произведение было не великое, но поэт входил там в подробности относительно различий в уме, щедрости и гуманности, которые отделяют человеческое существо от свиньи. Человеческое существо заботится о своих братьях и сестрах, а свинья нет — такая там была идея. Хэрриет Спенсер была поражена, как много запросов получила она в течение следующих нескольких месяцев на перепечатку этого стихотворения. Словно бы гибель Джейсона Плоувера стала примером того, как мир животных способен нанести ответный удар — будто свинья не просто свалилась с неба, а исполнила мстительный налет камикадзе. Эти перепечатки, помимо прочего, давали возможность публикаторам, в своем большинстве поэтам, сочинять био– библиографические сопроводиловки с подробностями насчет образа смерти Плоувера. И уж тут они оттягивались вовсю.
Плоувер был относительно известный поэт, и время от времени литературные журналы обращались к нему за новыми стихотворениями. Но теперь Хэрриет была просто завалена просьбами. У покойного супруга имелось десятка два неопубликованных стихотворений, которые он собирался включить в седьмой свой сборник. За эти стихи теперь буквально дрались, редактора звонили днем и ночью. Многие говорили, что рады напечатать и прежде опубликованные вещи. Речь шла о журнальчиках с тиражом от пятисот до двух тысяч экземпляров. С именем Плоувера на обложке тиражи бы их утроились.
Особенно настойчивым оказался издатель знаменитого поэтического журнала со Среднего Запада. Несколько лет назад он стал издавать тематические выпуски, что давало возможность поэтам считать, что их вещи отвергнуты потому, что были не вполне на тему — будь это «Отцовство» или «Природа», или «Кладбище», или «Домовладение», или «Приобретение собаки». Этот издатель звонил Хэрриет Спенс десятки раз. Он планировал выпуск на тему «Свинья», который был бы не полон без стихотворения Джейсона Плоувера. Тщетно говорила ему Хэрриет, что других стихотворений о свиньях в наследии мужа
