Ксана ей верит, конечно, а просто у нее есть какие–то мысли насчет Сергея. Зная Ксану, всегда как бы охваченную рыжим пламенем деятельности, Марина серьезно испугалась, что та может выкинуть какую– нибудь штуку устроить Сергею сцену, и потому перестала отвечать на Ксанины слишком конкретные вопросы.
Однажды, когда они вот так беседовали, явился Стасик, как всегда некстати, Ксана все свое терпение тратила на Лауру, поэтому Стасика уже видеть не могла. Но на этот раз она была к нему очень внимательна.
— Стасик, — вкрадчиво начала она, — вот ты нам все о любви да о любви… А сам, небось, и целоваться не умеешь…
— Почему не умею — умею… — обиделся Стасик.
— Ну, когда мы отрывок с тобой делали, у тебя это плохо получалось…
В отрывке из «Женитьбы Фигаро» Стасик изображал Керубино, а Ксана — Сюзанну. По правде говоря, он рвался поцеловать Ксану не только для сценической достоверности, но она от его поцелуев мудро уклонилась.
— Плохо? — обиделся Стасик. — А что же делать?
— Потренироваться. Найди себе какую–нибудь опытную барышню вроде Лауры, у нее за долгую жизнь была масса приключений. И Эдвард, и Роальд, и тот, который приплыл к ней на ледоколе с красными парусами… Ты ей скажи, что тебе нужна помощь, она хороший товарищ.
Про себя Марина хохотала, но когда Стасик ушел выразила опасение, что он послушается Ксаниного совета.
— Да что же он, совсем дебил? — изумилась Ксана.
Дебилом Марина Стасика не считала, но какого–нибудь лесковского племянника из медвежьего угла он ей напоминал. Как выяснилось, она была права, потому что вдруг раздался страшный визг, захлопали двери, зазвучали размытые, какие–то банные голоса, а потом волна большого скандала стала приближаться к комнатушке, которую обрабатывали Ксана с Мариной.
Первой вбежала Лаура. Вид ее был дик и ужасен: встрепана, вся в краске и в опилках, лицо черно от размазавшихся ресниц. За ней, почему–то с гитарой наперевес, вбежал Клим Воробей, потом маленькая Baля Ермакова с любознательным интересом во взоре, бледный Игорь Иванов, Пчелкина с Веселкиным и даже Лагутин с Воробьевой, которые делали вид, что не очень–то им хотелось знать, что тут такое стряслось, но, мало ли, нужна медицинская помощь или что.
— Кирпич… кирпич свалился…
— На ногу.
— Какое на ногу, на голову…
— Сотрясение мозга…
— Эпилепсия…
— Пожизненный идиотизм.
— Сам ты идиот.
— От идиотки слышу…
Совершенно обессиленная, Лаура рухнула на руки Клима Воробья, которому пришлось отдать Игорю свою бесценную гитару.
— Что, в конце концов, случилось? Лаура, что случилось? — строго и спокойно спросил Лагутин.
— Он… он набросился на меня, как зверь… Он… целовал меня…
— Кто — он?
— Этот… Новиков…
— И только?
— Он… негодяй.
Ксана хихикнула. Лаура разрыдалась пуще прежнего. Все присутствующие были еще в таком возрасте, что не могли спокойно видеть чужие слезы, а того, кто плакал, считали непременно правым и несправедливо пострадавшим. Поэтому на Ксану посмотрели довольно злобно.
— Я ему голову оторву, — мужественно сказал Клим Воробей.
— Морозова, что же ты не следишь за своим Керубино? — каким–то гнусавым, намеренно ханжеским голосом спросила Аня Воробьева.
Марине захотелось было ответить, как она относится к «своему Керубино», а заодно и к Ане Воробьевой. Но ей стало стыдно так задешево предавать Стасика, она разозлилась на всех остальных, на этот визгливый детский сад. Наглым взглядом смотрела на нее Воробьева, презрительно щурился Лагутин, а Марина чувствовала, что Стасик тут ни при чем, что эти долго ждали повода прицепиться к ней, к Марине. Раздразнить, а потом посмотреть, как она себя будет вести.
— Я не думала, что после безумных притязаний Эдварда ты не сможешь справиться с бедным Стасиком, — сказала она Лауре.
— При чем тут какой–то Эдвард? — завопил Клим.
— Лаура знает.
— И все знают, — вдруг добавила Воробьева, — Лауре надо бы поменьше врать, Морозова абсолютно права. И вообще, мои дорогие, нечего тратить рабочее время на чепуху.
Такое Заявление в ее устах было странным: сама–то она никогда не работала, но все почему–то сочли нужным подчиниться ей и разойтись. Клим Воробей, как больную, повел Лауру умываться. Не ушла только Аня. Она сидела на подоконнике и спокойно наблюдала, как Ксана и Марина работают.
— Помогла бы… мусор бы, что ли, вынесла, буркнула ей Ксана.
— Чего нет — того нет, — сказала Аня, — не чувствую себя готовой на такие подвиги.
Ксана помолчала, а потом сказала Марине так, будто Ани здесь не было:
— Вот видишь? У Воробьевой все наоборот.
— Что — наоборот? — не поняла Марина.
— Ну, вот ты сказала, что всю жизнь хотела стать такой, как все, чтоб тебя не видели и не слышали, чтоб на тебя не обращали внимания… И все равно тебя всегда будут видеть, пусть даже не любить, но всегда будут видеть, всегда на тебя будут обращать внимание. А Воробьева, несмотря ни на что, ни на свои шмотки, ни на свою красивую гладкую рожу, всегда будет по сути такой, как все, и всю жизнь будет вертеться на пупе, чтоб выделиться. В этом разница.
— Однако, интересная теория, — спокойно сказала Аня. — А главное — сколько страсти!!! И как это вы так быстро сумели подружиться?
— А почему нет?
— Не верю я в женскую дружбу.
— Пошло, — фыркнула Ксана.
— Особенно две актрисы… — спокойно продолжала Аня, — при первом же успехе одна постарается за кулисами наступить другой на шлейф платья, чтоб сорвать выход… Именно лучшая подруга поступила так с моей мамой…
— А твоя мама наступила на нее в следующий раз?
— Нет, она этого не сделала.
— Ну, все еще впереди…
— У моей мамы уже ничего, нет впереди. Она умерла.
— Извини.
— Не за что. — Воробьева уже опять паясничала, кривлялась, а Марина готова была согласиться с Ксаной, что Анечке действительно хочется выделиться. И это, как ни странно, меняло дело и даже примирило ее с Воробьевой. Тем более что та вдруг поднялась с подоконника, взяла швабру и начала подметать помещение, работала она, что удивительно, с хорошей сноровкой, и, в отличие от Лауры, не поднимала туч пыли, и ей не надо было показывать, где она оставила мусор и грязь. Она прибрала все минут за пятнадцать, на что Лауре потребовалось бы полтора часа.
Когда работа была закончена и девочки, как всегда, пошли к Марине, чтобы, дружно приготовив обед, поболтать о том о сем, Анечка пошла с ними. За Анечкой увязалась Валя Ермакова, незаметное существо с тихими повадками.
С тех пор как родителям дали отдельную квартиру, а сестра Алька вышла замуж и уехала на Камчатку,
