Тащить его с собой не хотелось. Не потому, что Марина так уж его стеснялась, а просто нечего ему там было делать. Следи еще, чтоб он не перепил, не начал чего–нибудь чинить или докучать всем режиссерской разработкой «Ревизора» (теперь уже все научились этому). Как можно нежней она сказала:
— Стасик, я не могу… Ну пойми, я там должна быть одна.
Стасик ушел не прощаясь, убежал просто. Очень его стало жалко, она даже подумала, что надо было все–таки взять его с собой, но не бежать же следом?
В общем, очень неспокойно стало у нее на душе, когда Стасик убежал не прощаясь.
Еще на лестнице Марина услышала шум и крики. Позвонила.
Хороший же сюрпризик ожидал ее за дверью. Начать с того, что дверь ей открыл Сергей. Он–то, конечно, знал, что Марина придет, но она остолбенела. Он пошел на нее, растопырив руки, и знакомая бесшабашность была в его взгляде. Не успела Марина опомниться, как он сжал ее до боли.
— С мороза… холодная, — говорил он.
Потом как–то так получилось, что они поцеловались, и она почувствовала, что ей сегодня несдобровать.
Выскочила Лиля и сделала вид, что не заметила их объятий.
— Иди, жена волнуется, — насмешливо сказала она Сергею.
Он поморщился и ушел в комнату.
— Почему ты мне не сказала? — спросила Марина.
— Клянусь: не знала! Его Кузьмин приволок.
— И Светку?
— Ничего, скушаешь… Я–то ем. Все этот Кузьмин.
— Они дружат?
— Кузьмин к нему хорошо относится.
— А он?
— Понимаешь, Кузьмин теперь начальник лаборатории, а место заместителя пока свободно, так что…
— Не надо так, Лиля.
— Говорю, что думаю. А ты вообще блаженненькой стала, всех оправдываешь.
Выглядела Лиля очень здорово. Она стала вдруг женственной, тихой и уверенной в себе. И платье на ней было красивое, каких она раньше не носила, и накрашена она была чуть–чуть, в общем — симпатичная женщина, чего Ларина от нее никак не ожидала.
Предстояло войти. Хорошо, что хоть предупреждение получено, но ноги в коленках все–таки дрожали. И вкус Сережкиного поцелуя на губах — сладок запретный плод, да еще сворованный так нагло. Как себя вести? Весь Ма–ринин опыт ни к черту не годился. Вспомнилась Жанка. Уж она бы, наверное, знала, что делать. Ей пальца в рот не клади.
— Что же ты стоишь, иди! — подтолкнула ее Лиля. Марина вошла, как кинулась в прорубь.
Было уже изрядно оживленно, а стол давно потерял свою первозданность. Несколько знакомых — свои ребята, незнакомые женщины — видно, их жены. Сергей — единственный, кто не посмотрел на нее, когда она вошла. А где Светка?
— О, кто пришел! — услышала Марина ее голос.
Посмотрела на говорившую. Если б встретила ее на улице — не узнала бы. Этой тетке было хорошо за тридцать, она позавчера приехала из тундры и впервые в жизни сделала прическу у парикмахера, который содрал с нее втридорога, но напортачил во всю мощь своего парикмахерского искусства.
— А, привет, — сказала Марина, и дрожь в ногах прошла.
Этой тетки она уже не боялась. Понятно, Сереженька, что такая жена — не подарочек.
«Давай, играй, самое время свести счеты», — подумала она про себя. Когда–то ведь доходила до того, что собиралась отравить Светку, а сейчас поняла, что появление ее в этот вечер в этом доме почище любого отравления.
— Я тут, кажется, всех знаю… — развязно сказала Марина. — Здравствуй, Петя. А это твоя жена? А вы — Димина жена? Привет, Сергей! О! Кого я вижу, уездный донжуан Кузьмин! Как вас величать?
Впервые на лице Кузьмина она увидела смущение. Обычно он был невозмутим. Впрочем, видела–то она его только изредка, в столовой, да и уже давно.
«Что я порю, — думала Марина, — даже этого высокомерного Кузьмина вогнала в краску».
— Ю–юра, — -все же буркнул он.
А он ничего, подумала она про себя, вернее, это не она подумала, а та, которая ломала сейчас всю эту комедию, должна была так подумать. Ей этот Кузьмин никогда не нравился — не подступишься. А уж как разодет — с ума сойти. На виске прядь седых волос — покрасился, красавчик, рубашку напялил голубую, чтоб глаза отсвечивали, тоже голубые, надо же, такая безвкусица — васильковые глаза у человека. Пиджак серый. Он и на заводе всегда в сером костюме ходит, тоже еще один аристократ. Наверное, из тех гусей, что словечка даром не уронят. А уж если развлекают свою очередную жертву, то считают, что ей безумно интересно знать, как они почивали, во сколько встали, что ели на завтрак и по каким дням привыкли ходить в баню.
За столом говорили о любви. О мужчинах и женщинах. Кто ветренее и больше способен на измену. Громче всех вещала Светка. Это было на нее непохоже, ведь обычно она помалкивала, а тут прямо–таки разливалась соловьем. Марина молчала и медленно сгорала от Сережкиных взглядов. Неужели никто этого не замечает?
— Он с ума сошел, — шепнула ей Лиля.
— Глуп, — пожала Марина плечами.
— Нет, лично я за свободную любовь, — вещала Светка, — к черту условности. Любишь — живи, не любишь — уходи! Правда, Маринка? — неожиданно обратилась она к Марине.
— «…где некогда меня встречала, свободного, свободная любовь…» — сказала Марина без всякой задней мысли, а в комнате вдруг повисла душная, томительная пауза.
— Городовой родился, — сказал кто–то.
— Моя женка только говорит так, а ведь она самая верная, самая преданная у меня, — рассмеялся Сергей и обнял Светку, все еще глядя на Марину и с трудом отрывая взгляд.
И вдруг острая ненависть пронзила Марину, будто ржавая толстая игла со скрипом вошла в тело. Так она Сергея никогда еще не ненавидела. Мучилась, ревновала, ненавидела Светку, но его… Все же верила, что он просто разлюбил ее, полюбил Светку, а тут вдруг за секунду все обнажилось до такой пошлости, до такого неприличия.
— Сережа, — сказала Марина…
Сергей посмотрел на нее со страхом.
«Лицо старого Перпендикьяццо залила смертельная бледность…» В глазах Светки было еще больше страха. Ее взгляд говорил: «Я все знаю, все знаю… только не говори вслух, не называй вещи своими именами. Я ничего не хочу слышать».
«Брат мой, женщина, — высокопарно подумала Марина, — каких же подонков мы с тобой наплодили своей глупостью и жаждой любви, до чего же мы с тобой докатились!»
— Сережа… передай салат, — сказала она.
И почувствовала, как Лиля, сидящая рядом, облегченно вздохнула. Зря боялась, милая Лилька.
— Поэксплуатируем до конца тещину площадь! — крикнул Сенька и врубил магнитофон.
Все задвигались.
— Можно? — с царственным видом уронила Марина Кузьмину.
Боже, за один этот вечер она, чего доброго, растранжирит все свое нахальство.
Кузьмин поднялся и попросил разрешения снять пиджак. Она, подумав, разрешила.
Танцевал он великолепно, будто обучался в школе бальных танцев. Вел легко и непринужденно, а если Марину что и злило, так это то, что он ее совсем не обнимал. Ледышка с голубыми глазами. Боже, знал бы он, как ей хотелось, чтобы ее сейчас кто–нибудь обнял…
— Не стесняйтесь, ребята, — к ним подошел Сергей, — хотите, могу свет потушить.
Кузьмин покраснел. Фу, черт, будто из института благородных девиц.
— А что — и потуши… — сказала Марина с вызовом. Сергей засмеялся и похлопал Кузьмина по
