— Какое коварство! А не кажется ли вам, что это происки моих врагов? — продолжала графиня.
— Могу поклясться, что это дело рук Салюсов.
— Как все это пошло!
— Да, мелко все это, — согласился Флажо.
— А ваше правосудие не более чем пещера Кака.
— А почему, спрошу я вас? Да потому, что правосудие перестало быть правосудием, потому что кое- кто подстрекает членов парламента, потому что господину де Мопу захотелось вдруг стать канцлером вместо того, чтобы оставаться президентом.
— Господин Флажо! Я бы, пожалуй, теперь чего-нибудь выпила.
— Маргарита! — крикнул адвокат.
Маргарита, вышедшая из кабинета тотчас как заметила, что беседа приняла мирный оборот, вернулась на зов хозяина.
Она внесла тот же поднос с двумя стаканами. Чокнувшись с адвокатом, графиня де Беарн сделала несколько неторопливых глотков, а затем стала прощаться.
Флажо проводил ее до дверей, зажав в руке свой парик. Графиня де Беарн была уже на лестнице, безуспешно пытаясь нащупать в темноте веревку, служившую перилами, как вдруг чья-то рука легла на ее запястье и кто-то уперся ей в грудь головой.
Это был канцелярист, летевший как сумасшедший вверх по крутой лестнице, перескакивая через ступеньки.
Обругав его, старая графиня одернула юбки и пошла вниз, а канцелярист взбежал на площадку, толкнул дверь, крикнул звонко и радостно, как во все времена кричат все судейские:
— Вот, метр Флажо! По делу Беарн!
И протянул Флажо бумагу.
Прежде чем канцелярист успел получить от Маргариты пару оплеух в ответ на его поцелуи, старая графиня, услышав свое имя, взлетела назад по лестнице, оттолкнула канцеляриста, бросилась к Флажо, вырвала у него из рук бумагу и втолкнула его в кабинет.
— Так о чем же говорится в этой бумаге, метр Флажо? — крикнула старуха.
— Клянусь честью, понятия не имею, госпожа графиня. Позвольте мне бумагу — тогда я вам отвечу.
— Вы правы, дорогой господин Флажо, читайте, читайте скорее!
Тот сначала взглянул на подпись.
— Это от нашего прокурора метра Гильду, — сообщил он.
— О, Господи!
— Он уведомляет меня о том, — со все возраставшим изумлением продолжал Флажо, — что во вторник я должен быть готов к защите, так как наше дело передано в суд.
— Передано в суд! — подскочив, вскрикнула графиня. — Передано в суд! Должна вас предупредить, господин Флажо, чтобы вы так больше не шутили: в другой раз я этого не перенесу.
— Сударыня! — опешив от известий, сказал Флажо. — Если кто и шутит, то это, должно быть, господин Гильду; правда, до сих пор за ним этого не водилось.
— Письмо в самом деле от него?
— На нем подпись Гильду; вот — взгляните.
— Верно!.. Передано в суд сегодня утром, слушается во вторник… Господин Флажо! Так, значит, дама, которая ко мне приезжала, не интриганка?
— По-видимому, нет.
— Но вы же говорите, что не посылали ее ко мне… Вы уверены, что не вы ее ко мне послали?
— Черт побери! Конечно, уверен!
— Так кто же ее послал?
— Да, в самом деле, кто?
— Ведь кто-то же должен был ее послать?
— Я просто теряюсь в догадках.
— И я ума не приложу. Дайте-ка еще раз взглянуть на письмо, дорогой господин Флажо. Что здесь написано? Вот! Передано в суд, слушается… Так и написано: слушается под председательством господина Мопу.
— Черт возьми! Так и написано?
— Да.
— Это ужасно!
— Почему?
— Потому что господин президент Мопу — большой друг Салюсов.
— Вам это точно известно?
— Еще бы! Он у них днюет и ночует.
— Ну вот, час от часу не легче! Как же мне не везет!
— Тем не менее делать нечего: придется вам к нему непременно сходить.
— Да он мне устроит ужасный прием!
— Вполне вероятно.
— Ах, метр Флажо, что вы говорите?
— Правду, сударыня.
— Благодарю вас за такую правду! Мало того, что сами струсили, вы и у меня отнимаете последнее мужество.
— Это потому, что я сам не жду и вам не советую надеяться на благополучный исход.
— Неужели вы до такой степени малодушны, дорогой Цицерон?
— Цицерон проиграл бы дело Лигария, если бы ему пришлось говорить речь перед Верресом, а не перед Цезарем, — отвечал Флажо, робко пытаясь возражать своей клиентке, столь лестно о нем отозвавшейся.
— Так вы мне советуете не ходить к господину де Мопу?
— Боже меня сохрани давать вам столь неразумные советы! Я лишь искренне сожалею, что вам предстоит визит к господину де Мопу.
— Вы, господин Флажо, напоминаете мне солдата, готового покинуть свой пост. Можно подумать, что вы боитесь браться за это дело.
— Сударыня! — сказал адвокат. — Мне за всю жизнь пришлось проиграть несколько дел. Поверьте, в них было больше шансов на успех, чем в вашей тяжбе.
Графиня горестно вздохнула, потом, собравшись с духом, заговорила.
— Я намерена идти до конца, — объявила она с достоинством, не совсем уместным в таких обстоятельствах, — не может быть и речи о том, чтобы я отступила перед этим заговором, так как правда на моей стороне. Пусть я проиграю процесс, зато покажу подлецам, что такое настоящая благородная дама, каких уж не встретишь при дворе. Могу ли я рассчитывать на вашу руку, господин Флажо, и просить вас проводить меня к вице-канцлеру?
— Сударыня! — сказал Флажо, в свою очередь призывая на помощь чувство собственного достоинства. — Мы, члены оппозиции парижского парламента, дали клятву не иметь больше никаких сношений с теми, кто не поддержал парламенты в деле господина д’Эгильона. Сила союза — в единстве. Раз господин де Мопу не занял в этом деле определенного положения, то мы имеем основание быть им недовольными и собираемся бойкотировать его до тех пор, пока он не объявит, на чьей он стороне.
— Не вовремя начинается мой процесс, как я вижу, — со вздохом заметила графиня. — Адвокаты ссорятся с судьями, судьи — с клиентами… А, все равно! Я готова бороться до конца.
— Да поможет вам Бог, сударыня, — проговорил адвокат, перекинув полы шлафрока через левую руку, словно это была тога римского сенатора.
«Ну что это за адвокат!.. — подумала графиня де Беарн. — Боюсь, что он будет иметь еще меньший успех перед парламентом, чем я перед своей подушкой».
Постаравшись скрыть в улыбке свое беспокойство, она сказала:
— Прощайте, метр Флажо! Прошу вас изучить дело. Кто знает, какие неожиданности могут нас
