Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах

«Кувыркаясь…»

Кувыркаясь,
                      стремятся в мосторги,
Падают
                 в универмаги
Перемученные женщины,
                                            как с дороги —
Стая птиц в одичалой отваге.
У окошка возникнув кассы,
Обгоняя одна другую,
Убедившись, что все напрасно —
Ринутся врассыпную!
Чем добыть — бидоном, портфелем,
Замужеством, уловкой —
Шелк, сукно, что лелеют
Заповедники на Петровке?
Витрины «Мосторга», «Универмага», «Самоцвета»
Пружинят не одно нутро.
Мечты весны, зимы, осени, лета —
Джемпер, свитер, фетр, трико…

«Утомительное изгнанье…»

Утомительное изгнанье
В монастырь скудных вещей!
Висит каждодневным знаменем
Грубошерстная юбка на гвозде!
Преграждает дорогу, как дождик,
Безнадежная безодежность.
Встретив в шубе меня бесформенной
Впопыхах на подземной платформе,
Комсомолец заметит: «Не бодрая,
А такая широкобедрая!»

ПОДРУГЕ

Нет больше светлого тепла
В опустошенном отношенье!
Стрелой разишь из-за угла
Мучительно-враждебных мнений.
Как странно это! Может быть,
Мы наказуемы задело?
Ты не успела полюбить,
А я уехать не успела.
И наш студенческий простор,
Где сочетанье книг и неба,
Внезапно выброшен на двор
И на грызню за корку хлеба!
Но уходя в свой бедный сад,
Где отражает мир рябина,
Я сберегу плечо наяд,
Ныряющее над тиной.
О, все могло быть хорошо!
И прелесть щек и вдохновенье!
Быть может, встретимся еще
Без перекипи огорченья.

«На последний сеанс…»

На последний сеанс
                                вытаращенного кино
Входит пара: духи «Монпарнас»
И толстошубный он.
Бесстыдством пьян добродушным
Знаток международных прав,
Как магометанин Коран душный,
Ночи изучил устав.
Томное ботикопожатье.
Задрожанье лести в губах.
В тесноте неизбежно объятье.
Торопливый смешок. Огорченное «Ах»!
Фильмолюбовь видовая
С прической страдающей у нее.
На зеленых подножьях Алтая —
Ревность мужа, ныряющий нож.
Знаток позабыл свой адрес,
Короткие пальцы, пенсне,
Разогревая радость