Повезло? Да, потому что нашел своё призвание (возможно), потому что работа мне нравится, потому что… Можно найти много «потому, что…».
А может быть не повезло — в конце концов я всего навсего школьный учитель с весьма скромной зарплатой, которой постоянно не хватает, работа нервная и изматывающая…
В связи с моей работой интересно упомянуть, что по состоянию на 2002 год я был единственный русский учитель в государственных школах Южной Африки, эту информацию я случайно получил в нашем «ОблОНО» — наверное так лучше всего перевести название Gauteng Educational Department.
Пустячок — а приятно!
Если в моей несуществующей южно-африканской трудовой книжке так и останутся две записи, то трудовая деятельность моей жены была более разнообразной и многосторонней. Она начала работать буквально с первых дней нашего пребывания в ЮАР и сменила много рабочих мест далеко не всегда соответствующих её профессии — в прошлой жизни она была врачом.
Я уже писал, что наши российские квалификации оказались невостребованными в эмиграции. Посудите сами, кому может быть нужен советский экономист, если все в мире знают, как блестяще провалилась советская экономическая система.
По уровню непригодности для заграницы моя специальность отставала пожалуй только от преподавателя марксизма-ленинизма или научного коммунизма.
С профессией моей жены история была посложнее и это требует отдельного рассказа.
Глава 15
Дело врачей
Нет зубным врачам пути -
Очень много просятся,
А где на всех зубов найти?
Значит — безработица!
1992 год. Лето (южно-африканское разумеется). Начало воскресного дня. Большая светлая гостиная в доме в Сандтоне. За столом, накрытым для чайной церемонии много, не меньше дюжины, мужчин и одна женщина. С одной стороны стола в традиционной «кипе» — хозяин дома, преуспевающий частный врач — и представители уже не раз упомянутого «Chabad House», на другой стороне — новые эмигранты — российские врачи, специалисты. Зачем собрались они в это утро в этом доме, почему обстановка в комнате, несмотря на чай и вежливые улыбки, такая скрыто напряженная, почему вскакивает и выбегает в сад подтягивая на ходу спадающие штаны один из эмигрантов, коренастый мужчина с красным раздраженным лицом?
Начать придется издалека, с разговора о профессиях и профессиональной пригодности для заграницы.
Не хочу касаться вопроса, какая профессия самая лучшая для эмиграции — не хочу, потому что не знаю. Кто-то считает, что лучше всего устраиваются компьюторщики, кто-то уверен, что лучше всего уметь что-то делать руками.
Я встречал безработных компьютерщиков и электриков и считаю, что очень многое зависит от человека — при достаточно проявленном упорстве даже специалист по истории КПСС имеет шанс устроится на нормальную работу. Во всяком случае наверное никто не потребует от него специальной регистрации и сдачи экзаменов за университетский курс.
Зато я знаю, что одной из самых непригодных профессий в Южной Африке оказалась профессия врача. Говорят, что в Америке и Канаде положение российских врачей даже хуже — вполне допускаю, что при насыщенности медицинскими кадрами они пытаются защитить рабочие места от «варягов», к тому же считается, что уровень подготовки медиков у них лучше (если вы не согласны — опровергните). Но в Африке, где на одного врача, особенно в сельской местности приходится черт знает сколько жителей, где в провинциальных больницах не хватает не только врачей, не хватает всех — так, что в больнице может работать одна медсестра, она же акушерка, она же первая и последняя инстанция…
Для провинциальных госпиталей государство даже организовало экспорт врачей с Кубы — им оказалась не нужна регистрация, а в то же самое время врачи, которые приехали из России, страны подготовившей тех самых кубинских врачей, были с самого начала лишены возможности работать.
Небольшое пояснение. В Южной Африке, как и во многих других странах (кроме может быть Папуа Новой Гвинеи, я там не был — не знаю) врачу получившему врачебный диплом за границей, для начала врачебной практики необходимо подтвердить его или сдать экзамены, чтобы получить две степени регистрации:
— первая или лимитированная, дающая право на работу в государственных госпиталях и — вторая или полная, дающая право открывать частную практику и работать в частных госпиталях.
До 1991 года, когда и приехало из России сюда большинство врачей, существовал закон, согласно которому все медицинские специалисты получившие гражданство Южной Африки могут рассчитывать на лимитированную регистрацию без сдачи экзамена и через год на полную регистрацию.
Но в начале 1992, когда о гражданстве, а следовательно о регистрации российские врачи не могли еще и мечтать, закон изменили и теперь это право имели врачи приехавшие из всех стран мира кроме России, Кубы и почему-то Вьетнама. Российские, кубинские и вьетнамские врачи должны были сдавать экзамены.
Дальше — больше, в 1995 году был введен мораторий на сдачу первого врачебного экзамена для врачей приезжающих из стран бывшего советского блока, то-есть медикам было отказано в регистрации. Это краткая история, с нее и началось «Дело Врачей», которое с самого начала было окутано сотней вопросов «почему?»
Чем российское медицинское образование отличалось от польского или бельгийского?
Итак, чтобы работать врачом нужно было сдать экзамен, странный и не совсем понятный, а может быть просто мистический. Почему ответы нужно было писать карандашом? Почему нельзя было увидеть свою работу после проверки?
Нет, нельзя во всем винить правительство или врачебную ассоциацию — они конечно сделали многое, чтобы устранить конкурентов, но еще оставались лазейки, оставались возможности. (Позже даже их не стало) Это было тяжело, мы были одними из первых русских в Южной Африке и экзамен-то ввели сразу после нашего приезда, но некоторые ведь сдали этот первый экзамен и смогли начать работать. К тому же люди из «Chabad House» пытались, как всегда они это делали в те далекие времена, помочь, сделать что-то для врачей.
Именно этому и была посвящена встреча которой открывается эта глава.
Там безработным врачам объяснили, что закон — есть закон, что экзамен придется сдавать, что еврейские организации согласны обеспечить учебниками, помочь с работой. Не докторской разумеется, но временно, до решения вопроса с экзаменами и учитывая финансовые трудности новоприбывших, санитарами и тому подобное в частных клиниках. Это было много — в Южной Африке, чтобы работать санитаром тоже нужна регистрация. Вот тогда и вскочил один из врачей, закричал — «Что мы их слушаем! Они просто издеваются над нами! Идем отсюда к определенной матери!» и выскочил в сад.
Правда через пять минут вернулся, все равно никуда уйти он не мог, в ту пору безденежья мы передвигались или на автобусах или с помощью опекавших нас «Chabad»-ников.
Все разошлись по домам позже, после разговора и чая, а потом, через пару лет разошлись так далеко, что для описания всех судеб только этой группы врачей понадобилась бы не одна глава.
Почему меня привлекла судьба носителей именно этой, далеко не столь раритетной профессии? Не только потому, что это бывшая специальность моей жены и не столько потому, что в силу взаимного притяжения среди наших местных друзей значительную долю составляют или составляли люди с
