маленькую кондитерскую фабрику. Вложил деньги, купил технологию, оставалось только нажать кнопку… От Ильи требовалось только одно — время и работа… Илья тянул до последнего, говорил, что вот-вот, как только, и… уехал в Канаду.
Но это уже конец истории, а ведь были еще устройства на работы на которых он странным образом не удерживался долго. Правда работы честно говоря были не очень, в основном физические, а Илья был уже не молод. Его диплом давал ему вроде бы возможности устроиться на не пыльную работу, ну хотя бы учителем, но затяжную битву с английским он проиграл. Почему? Не мог? Это при его упорстве казалось совершенно невероятным. Не хотел?
Марья работала, прерываясь только на ежегодные поездки в Израиль и Россию. И это тоже была загадка. Не принято считать деньги в чужих портмоне, но посудите сами — при неработающим почти перманентно муже позволить себе ежегодные полеты в Хайфу и Самару… Мы, двое работающих, смогли позволить себе такую роскошь только после 8 лет жизни в стране, да и то с частичной помощью итальянской мафии, но об этом — в дальнейших историях.
Еще одна загадка — почему Илья так и не собрался ни в родные Самарские пенаты, ни даже в Израиль. Не хотел? Или не мог?
Кстати, кристально чистый Илья породил во мне капельку недоверия с самых первых встреч. Он охотно рассказывал о своей жизни в России, о своем высоком положении. По его рассказам, подтвержденным Марьей, он был ни много, ни мало — директором Самарского Вычислительного центра. Возможно? Почему бы и нет. В эмиграционных скитаниях мы встречали и директоров, и генералов и знаменитых журналистов. Интересно было другое — Илья утверждал, что, входя в номенклатуру, он никогда не был членом партии. Господа хорошие! Могу поверить, что директор шлако-блочного завода, к примеру, мог быть беспартийным, или даже ректор МГУ (хотя там была запутанная история с исключением и восстановлением), но чтобы в вычислительном центре, в так сказать информационной святыне святых советской власти… Не верю! — как сказал бы Станиславский!
Ну вот настал день, когда Илья, при встрече в первый раз не сказал ничего хорошего о новой стране проживания. Появились две новые фразы, которые впоследствии стали «крылатыми» и которые начинались с глубокомысленного зачина — «А теперь о главном..». «Круг сужается!» — это была первая из фраз, трагическая теза и как вывод, не менее трагический: «Надо ехать в порядочную страну!».
Нельзя сказать, чтобы он был полностью неправ, и круг до определенной степени сужался и хорошо бы было махнуть на остров Доминика или хотя бы в Австралию, если бы нас там ждали, если бы не необходимость снова начинать все сначала. Но Илья производил эти фразы постоянно, неустанно, с интонациями и выражением ветхозаветного пророка. Мы сердились, начинали огрызаться — «Сами знаем! Надо — так поезжай!» мы не знали Илью. Он уже собрался и с напором танковой армии претворял свои идею в жизнь.
Он даже быстро съездил к сестре в Канаду и вернувшись рассказывал, какая это порядочная страна и какой широкий там круг возможностей. Мы почти не возражали, ведь это он был в Канаде, а не мы.
Марья ехать не хотела. Мне кажется она просто устала. Но Илья пробивал дорогу в светлое будущее и получил наконец долгожданную эмигрантскую визу…
Они живут сейчас в Торонто. В редких письмах жалуются, что круг общения очень сузился, что новых друзей найти трудно, а родственники заняты своими делами, что скучают по Африке.
Марья начала работать почти сразу, Илья не работает. Он окончил курсы электриков, потом сторожил какой-то магазин. Хотел стать страховым агентом… Учился…
Мне иногда приходит в голову — а может быть никакой тайны у него и не было, просто, как пелось в детско-туристской песенке:
Мне вспомнились эти строки в связи с еще одним «коньком» Ильи. Он очень любил научную фантастику. По его рассказам он был чуть-ли не председателем или со-председателем Самарского Клуба Любителей Фантастики, собрал солидную библиотеку и сокрушался, что никак не может перевезти её из Израиля, куда доставил её в контейнере вместе с мебелью, посудой и коллекцией марок.
Конечно не сама фантастическая литература, кто в детстве не зачитывался Беляевым или Брэдбери, но то что привязанность к ней Илья сохранил и в очень зрелом возрасте, может стать ключом к загадке его характера. Может быть разгадка предельно проста и дело просто в инфантилизме, который искусно культивировался, подогревался и сохранялся условиями той страны, где мы все жили.
Физическая активность, высовывание, дергание, даже простое трепыхание в стране советов были необязательны, часто бессмысленны, а иногда и опасны. Зато полёт мысли был свободен, разумеется если он не выходил за пределы квартиры, а лучше собственного «я».
Так приятно было после рабочего дня раскинуться на софе, слышать, как жена возиться на кухне и под курлыканье телевизора, сообщающего о жатве или посевных, унестись (мысленно конечно) в Туманность Андромеды или на Остров Погибших Кораблей.
И вдруг — реальная жизнь, без добрых инопланетян или пришельцев из будущего. Без добреньких профсоюзов и ежегодного продвижения по служебной лестнице. Без права на труд, но с необходимостью трудиться, да еще на каком-то тарабарском языке, ведь даже Саймака или Жюль Верна мы читали на великом и могучем и всё было просто и необыкновенно приятно.
Иногда мы вспоминаем историю с занавеской. Когда Илья и Марья переехали в «киббуц» на окне в их спальне, и это было видно с улицы, висела не то простыня, не то старая скатерть. На приставания одной из дотошных приятельниц, Марья говорила, что ищет красивую занавеску. Простыня провисела в окне до дня их отъезда.
Интересно — что висит на их окнах в Канаде.
Глава 20
«Прощай, мальчик Бананан!»
Так я называл его «за глаза», именем загадочного персонажа некогда культовой АССЫ.
Он и вправду был какой-то нездешний, «банананистый». Почти всё, что он делал, он делал не так как все, не так как принято. Он и женился не как все и машины покупал как-то странно, а уж о его домашних змеях и говорить нечего…
Нам он тогда казался совсем мальчиком, сколько лет ему было? 25, может быть 27.
Впрочем обо всем по порядку.
Встретились мы с Ариэлем — даже имя у него было какое-то фантастическое — в самый первый день в Африке, в холле нашего первого дома, где в окружении дам из Хаббат Хауса оформляли наше полулегальное проживание.
Ариэль стоял в стороне и когда дамы схлынули, представился, задал традиционные вопросы — из Израиля? хотите остаться? Мы познакомились, он рассказал, что сам он родом из Риги, что приехал из Израиля, что приехал один и что живет в этом Ноевом ковчеге уже несколько недель. Мы вместе поднялись на 16 этаж, он помог нам внести вещи в квартиру и сразу же поступил совсем нетрадиционно — узнав, что мы не запаслись одеялами (в летнюю Африку ехали, а в Йоганнесбурге даже летом по ночам прохладно) он предложил принести одеяла для наших детей. «У меня их куча» — сказал он и через несколько минут вернулся с двумя одеялами.
Что-же здесь необычного? Ну поделился человек теплыми вещами — так поступил бы каждый.
Ариэль не поделился, он отдал все, что у него было и это мы узнали, когда утром вернули одеяла — он спал укрывшись курткой. Многие бы из наших сделали такое? Совсем не уверен.
Несмотря на разницу возраста и характеров, мы подружились. Он часто бывал у нас, мы у него… Нам
