учиться у подчиненных, использовать для общего дела их здравые и полезные мысли, причем так, чтобы человек, чей совет оказался полезным, чувствовал моральное удовлетворение. Плохо, когда начальник проводит в жизнь подсказанное ему подчиненными решение и забывает о том, кто подал хорошую идею. Делает вид, что он сам ее автор. Особенно же нехорошо, если у начальника нет своего мнения и он служит просто рупором для передачи соображений своих подчиненных. В этом случае возникает вопрос, почему, собственно, он должен быть начальником.
Можно не соглашаться во всех деталях с каждым конкретным советом, но необходимо стремиться извлечь рациональное зерно из любого предложения.
Нельзя забывать о необходимости отеческого отношения к подчиненным. Война наложила свой отпечаток на взаимоотношения людей, сделала их суровыми. Но справедливую требовательность ни при каких обстоятельствах нельзя подменять оскорбляющей человеческое достоинство грубостью. Одной из существенных причин необычайной нравственной силы советского воина было то, что наши люди воспитывались в условиях высокого уважения к их человеческому достоинству. Разъясняя все это, Военный совет фронта исходил не из стремления «прочесть мораль» на всякий случай, а исходил из фактов, которые имели место в армии, они не были массовыми, но даже единичные случаи пренебрежительного отношения к приказам, зазнайства, грубости не могли быть терпимы в войсках.
Пришлось сказать несколько слов о необходимости по-командирски заботиться о подчиненных. Дело, конечно, было не в том, что командный состав армии состоял из бездушных людей, чуравшихся солдат и сержантов, а в том, что кое-кто здесь понимал эту заботу поверхностно и считал, что если побывал на передовой, спросил у нескольких солдат, что пишут родные, похлопал по плечу отважного разведчика, отпустил пару шуток, то, значит, воодушевил солдат, проявил заботу о них.
Действительная же забота состоит, конечно, не только, вернее, не столько в этом, а в том, чтобы создать для воина все условия, обеспечивающие его боеспособность, высокий моральный дух, а это значит: накормить солдата и дать ему в пределах фронтовых возможностей отдых, обеспечить исправным оружием и достаточным количеством боеприпасов, научить его безупречно пользоваться им, добиться, чтобы он усвоил тактику ведения боя в конкретных условиях, объяснить задачу – в общем, сделать так, чтоб твои солдаты были в более выгодных условиях, чем противник.
Ясно, что солдат обязан драться при любых условиях и стремиться выполнить задачу любой ценой, но Ленин учил: «…Одного энтузиазма недостаточно для ведения войны… Самая лучшая армия, самые преданные революции люди будут немедленно истреблены противником, если они не будут в достаточной степени вооружены, снабжены продовольствием, обучены. Это настолько ясно, что не требует пояснения» [117] .
А в 1-й ударной армии находились отдельные командиры, ссылавшиеся на суровые условия военного времени и доведшие дело до того, что некоторые подразделения иной раз не получали печеного хлеба.
Пришлось коснуться тогда и еще одного вопроса. Речь зашла о женщинах-фронтовичках. Кто не знает о той большой, поистине героической роли, какую сыграли они в годы войны. Они самоотверженно работали в госпиталях, медсанбатах и санчастях, проявляя трогательную заботу о раненых воинах, они были отличными связистками и снайперами, летчицами и зенитчицами.
Слава советских девушек и женщин, их героические подвиги записаны золотыми буквами в летопись Великой Отечественной войны. Трудно передать словами, в каких неимоверно трудных условиях фронтовой жизни жили и трудились советские патриотки.
Тогда в 1-й ударной армии я вынужден был говорить об этом потому, что некоторые ее командиры, тоже ссылаясь на общую тяжелую обстановку, недостаточно заботились о налаживании быта в частях, где было много женщин и девушек.
Говоря о всех этих недочетах в армии, необходимо подчеркнуть, что здесь было и много хорошего, достойного распространения во всех других объединениях, соединениях, частях.
После 1-й ударной армии мы направились в 10-ю гвардейскую армию. Армия занимала 50 км по фронту, имела три стрелковых корпуса: 19-й гвардейский (22, 65, 56-я гвардейские стрелковые дивизии), 7-й гвардейский (7, 8, 119-я гвардейские стрелковые дивизии) и 15-й гвардейский (29, 30 и 85-я гвардейские стрелковые дивизии), кроме того, в армию входила 78-я танковая бригада.
Командование армии – генерал-лейтенант Михаил Ильич Казаков, член Военного совета генерал-майор Павел Филатович Иванов, начальник штаба генерал-майор Николай Павлович Сидельников [118] – были очень энергичными людьми, часто бывали в войсках. Генерал Казаков лично руководил боевой подготовкой армии. Дела здесь шли хорошо.
В первый свой приезд в армию я побывал в 22, 56, 119-й гвардейских дивизиях, в 6-й гвардейской истребительно-противотанковой бригаде (командир бригады полковник Дмитрий Никанорович Крылов). Бригада произвела на меня очень отрадное впечатление образцовым воинским порядком и дисциплиной. Солдаты держались бодро. Не вызывало сомнений, что бригада выполнит любую боевую задачу. Нельзя было не выразить удовлетворения состоянием боевой подготовки бригады. Я вынес благодарность ее командиру.
Несколько хуже обстояло дело в 22-й гвардейской стрелковой дивизии, находившейся в первом эшелоне армии. Командир дивизии полковник Василий Иванович Морозов и начальник штаба не смогли достаточно подробно доложить обстановку на своем участке, соединение несколько месяцев подряд не имело пленных.
Из беседы с начальником штаба подполковником А.К. Панченко, заместителем командира дивизии полковником А.К. Кошелевым и самим командиром дивизии выяснилось, что они редко бывали в батальонах и ротах первой линии, слабо знали состояние своей обороны. Пришлось указать им и командованию армии на эти недостатки, в частности я приказал в ближайшее время провести разведку и добыть «языка».
В 56-й гвардейской стрелковой дивизии (командир полков-ник Анатолий Иванович Колобутин) части были расположены хорошо, для отдыха личного состава выстроены добротные землянки. Подразделения напряженно занимались боевой учебой.
Объезжая войска 1-й ударной и 10-й гвардейской армий, мы заметили, что большинство винтовок у солдат было без штыков, а к автоматам и пулеметам было всего по одному магазину. На мой вопрос, где штыки и магазины, солдаты ответили, что их уже давно нет, что они потеряны в боях. Ясно, что нельзя вести успешного боя с противником, если оружие неукомплектовано. Надо было принимать срочные меры по ликвидации этого недостатка.
Я дал задание начальнику артснабжения фронта в срочном порядке собрать сведения по каждой армии: определить некомплект штыков к винтовкам, магазинов к автоматам и пулеметам (из расчета два магазина на автомат и пулемет).
Положение оказалось тяжелым: более половины винтовок было без штыков.
Я обратил внимание на эту «мелочь» потому, что отсутствие запасного магазина к автомату или пулемету отрицательно сказывается на боевых возможностях подразделений во время атаки. С началом атаки автоматчики, еще не дойдя до первой траншеи, как правило, расстреливали по магазину, и при отсутствии второго им приходилось в ходе стремительной атаки снаряжать магазин патронами, что замедляло действия и негативно влияло на успех операции в целом. В войсках было также довольно большое количество неисправного и некомплектного оружия.
Для ликвидации этих недостатков в каждой армии создали оружейные мастерские, лучших оружейников собрали в армейском масштабе и немедленно приступили к ремонту оружия. Надлежало шире использовать в бою исправное трофейное оружие. С этой целью всем командирам подразделений и частей было приказано изучить трофейное оружие и обучить затем своих бойцов пользоваться им. Кроме того, мы запросили Главное артиллерийское управление о выделении нам вооружения для покрытия некомплекта. Николай Дмитриевич Яковлев, как всегда, быстро откликнулся на нашу просьбу.
В войсках я обратил внимание на то, что, хотя некоторые дивизии были малочисленными (182-я стрелковая дивизия 1-й ударной армии насчитывала всего 2800 человек, а 23 -я гвардейская стрелковая дивизия – около 3100 человек), много людей было прикомандировано к штабам и к тыловым учреждениям.
Военный совет потребовал разгрузки штабов, чтобы сделать их более подвижными и оперативными, а за счет высвободившихся людей пополнить боевые подразделения.
Это не могло, конечно, сделать дивизии полнокровными, и мы попросили Генштаб выделить 2-му Прибалтийскому фронту пополнение.
Мне пришлось принимать фронт как раз в весеннюю распутицу, когда неприятные особенности обманчивого апреля давали о себе знать и серьезно затрудняли боевую подготовку и ведение боевых действий. Дороги раскисли и сделались непроезжими, подъезды к складам, базам, штабам и другим учреждениям пришли почти в полную негодность. Снабжение войск стало очень трудным делом. План мероприятий по подготовке тылов к весеннему периоду, принятый Военным советом фронта еще зимой, был выполнен лишь частично.
В разделе «организационные мероприятия» было записано:
«Произвести передислокацию фронтовых и армейских баз, складов, тыловых учреждений в пункты, обеспечивающие бесперебойное снабжение войск в период весенней распутицы.
Привести в проезжее состояние внутрискладские грунтовые пути и подъезды к складам, фронтовым частям и учреждениям».
На деле же на местах прежней дислокации оказалось много
