захватило его, растворило горечь и снова возродило смутную надежду на близкий берег, победу, конец пути.
Когда хозяин гостиницы зашел в столовую и объявил, что лошади готовы, полковник Гаррисон поднялся ему навстречу и торжественным взмахом вложил в руку несколько шиллингов:
— Возьмите за труды, почтеннейший, и прикажите расседлать. Джентльмены остаются. У них оказалось в Виндзоре гораздо больше дел, чем они ожидали.
— И пришлите еще кувшин! — крикнул Уайльдман. — Да чего-нибудь покрепче. Не знаю, как остальным, а мне просто необходимо унять сердцебиение.
«Город полон страха перед армией. В общинах было предложено срочно приступить к обсуждению армейской ремонстрации, но большинством в 90 голосов предложение отклонили. Тогда генерал Ферфакс с армией вступил в Лондон и расквартировался в Уайтхолле, Сент-Джеймсе и других свободных зданиях».
«Говорят, что мы погибли, если возбудим неудовольствие армии. Она вся сложит свое оружие, как это заявил нам один из ее вождей, и не будет более нам служить. Что же тогда станет с нами?
Если бы это случилось, то, признаюсь, я не стал бы дорожить покровительством столь непостоянных, мятежных и неразумных слуг. Лучше достойно погибнуть, чем лишиться всякого значения и плестись, вопреки голосу совести, на поводу у этих людей».
«Обсуждение уступок, сделанных королем на переговорах, затянулось до глубокой ночи, и в конце концов большинством голосов они были признаны достаточным основанием для возвращения под власть короны. Полковник Хатчинсон, бывший тогда членом палаты общин, обратился к тем пресвитерианам, которых он уважал, пытаясь доказать им, что, если разбитого и плененного короля восстановить сейчас на троне, это окажется несовместимым со свободой народа; это будет означать, что за всю пролитую кровь и перенесенные страдания народ получит в награду лишь более тяжелые и прочные цепи. И в тысячу раз лучше было бы вообще не лезть в драку, чем вот так, после победы, предать правое дело. Те признавались ему, что уступки короля, конечно, не дают достаточных гарантий, но ввиду возрастающей мощи и наглости армии следует согласиться и на них. Однако полковник Хатчинсон, неудовлетворенный их ответами, присоединился к тем, кто по мере сил решил противодействовать принятому решению».
Обычно отряд парламентской охраны, выставляемый лондонской милицией, покрывал расстояние от Сити до Вестминстера примерно за час. Но в это утро холодный восточный ветер с такой силой задувал в спину идущим ополченцам, что они поневоле ускоряли шаг, а порой пускались бегом, так что уже в начале восьмого первые ряды достигли Чаринг-кросса. Улицы были темны и пустынны, даже бездомные собаки хоронились где-то в утробах запертых дворов. Оглушенные монотонностью ходьбы, ветром, пустотой, утренним недосыпом, ополченцы по инерции продолжали идти некоторое время за своим капитаном и тогда, когда после поворота на Кинг-стрит путь им преградила плотная сверкающая шеренга фонарей, шлемов, поднятых мушкетных стволов, зажженных фитилей. Лишь предостерегающий окрик заставил их остановиться.
— Эгей, что происходит? — крикнул капитан.
— Можете возвращаться по домам, — ответил начальственный голос. — Армия берет охрану парламента на себя.
— Но по чьему приказу?
— По приказу военного совета.
— Мы подчиняемся только генералу Скиппону.
— Советую не упрямиться. Мне поручено не пропускать вас к Вестминстеру, и, будьте уверены, я выполню это в точности.
Ряды ополченцев смешались, послышались возмущенные выкрики. Однако силы были настолько неравны, что о стычке нечего было и думать. За спиной заградительной шеренги виднелись другие войска, вдоль освещенного фасада Уайтхолла эскадрон за эскадроном двигалась кавалерия. Ополченцы растерянно топтались на месте, не зная, на что решиться.
— Ступайте домой! — кричали им из шеренги.
— Вам пора открывать свои лавки.
— Представьте, как обрадуются жены!
— Прекрасный случай проверить их верность.
— В такое утро залезть обратно под одеяло — что может быть лучше?
— А уж мы, бедные, останемся здесь, на холоде.
Наконец в свободное пространство между двумя отрядами выехал начальник лондонской милиции генерал Скиппон. Он оглядел, насупясь, притихших солдат одной и другой стороны, потом приподнялся в стременах и махнул рукой в сторону ополченцев.
— Возвращайтесь в Сити. Сами видите — вам прислали надежную замену.
Те нехотя повернули и нестройной толпой побрели назад, навстречу ветру, облегчая душу негромкой бранью. У Чаринг-кросса они расступились, пропуская карету. Один из пассажиров, оживленный, встревоженный, окликнул капитана:
— Что там случилось?
— Армия окружила парламент, мистер Уайтлок. Не знаю, что у них на уме, но ведут себя нагло. Их там не меньше двух полков. И генерал Скиппон с ними заодно.
Уайтлок откинулся на сиденье, обернулся к Файнесу, которого он, как обычно, подвозил на заседание палаты.
— Что будем делать?
Файнес пожал плечами:
— Как сказал вчера мистер Принн, исполнять свой долг.
Карета медленно двинулась вперед.
По знаку офицера шеренга молча расступилась перед ней — и снова сомкнулась.
За Уайтхоллом патрули были расставлены довольно редко, зато вся площадь перед Вестминстерским дворцом просто кишела войсками. Кое-где горели костры, подбрасывая дым и искры до башенных часов. В главном холле Вестминстера тоже было тесно от солдат, а на лестнице, ведшей к дверям палаты общин, они стояли двумя шпалерами. Уайтлок и Файнес поднимались, стараясь не замечать мрачных взглядов, не ускорять шага, не втягивать голову в плечи. Наверху, расставив ноги, возвышался человек в полковничьем мундире, с большим листом бумаги в руке. Один из членов парламента, ярый индепендент, что-то шептал ему, указывая глазами на подходивших. Полковник сверился со своим списком и, сняв шляпу, сказал:
— Мистер Файнес, я попрошу вас задержаться.
Оба парламентария в нерешительности остановились, но полковник покачал головой и сделал приглашающий жест в сторону зала заседаний палаты:
— Вы, мистер Уайтлок, в моем списке не значитесь и можете пройти.
Уайтлок виновато улыбнулся Файнесу, двинулся к дверям, замешкался на пороге, оглянулся, но потом все же вошел внутрь. Полковник чуть выставил вперед плечо и придал лицу какое-то мрачно- брезгливое выражение, которое, видимо, считал подходящим случаю:
— Мистер Файнес, мне приказано не допускать вас в зал заседаний.
— Вы отдаете себе отчет в том, что говорите, полковник Прайд? Не допустить в зал, на свое место,
