Опасаясь вмешательства сына Сети, которого они теперь знали в лицо, конюхи оставили в покое несчастного писца. Один из них, раскаиваясь, теперь меньше нагружал корзины и часто помогал тщедушному юноше, который, тем не менее, хирел с каждым днем.
Выставляя свою кандидатуру на конкурс царских писцов, Рамзес не был готов, как следует. Экзамен проходил во дворе, примыкавшем к залам визиря; плотники поставили там небольшие деревянные колонны и натянули поверх ткань, чтобы защитить участников от палящего солнца.
У Рамзеса не было никаких привилегий; ни его мать, ни отец не имели права вмешаться, чтобы помочь ему, не нарушив тем самым закона Маат. Амени рано или поздно все равно принял бы участие в этом конкурсе; Рамзес не обладал ни его знаниями, ни его талантами. Но он решил сражаться за друга.
Старый писец, опираясь на палку, обратился с приветственной речью к этим пятидесяти молодым людям, каждый из которых надеялся занять один из двух постов царского писца при дворе фараона.
— Вы прошли этот путь обучения, чтобы занять должность, которая предоставит вам определенную власть, но знаете ли вы, как вам следует себя вести? Будьте всегда чисто одеты, в безупречных сандалиях, но главное, не оставляйте без дела свой папирусный свиток и гоните прочь лень! Пусть рука ваша будет тверда и не знает сомнений, а слова, слетающие с ваших губ, справедливы; да не устанете вы учиться и снова учиться и открывать новое! Слушайтесь слова старшего и следуйте лишь одному идеалу: правильно исполнять свои обязанности, быть полезным другому. Будьте дисциплинированны; обезьяна понимает, что ей говорят, льва можно выдрессировать, но нет более глупого существа, чем разленившийся писец. Против праздности одно лишь средство: палка! Она прочищает уши и возвращает мысли в нужное русло. А теперь — за работу.
Кандидатам раздали дощечки из дерева смоковницы, покрытые тонким слоем застывшего гипса; в центре помещался небольшой желоб со стеблями тростника, с помощью которых следовало писать. Каждый развел палочки красных и черных чернил в небольшом количестве воды, и затем все обратились с молитвой к великому мудрецу Имхотепу, покровителю писарей, пролив несколько капель чернил в его память.
На протяжении нескольких часов нужно было копировать надписи, отвечать на вопросы по грамматике и лексике, решать математические и геометрические задачи, составить образец письма, воспроизвести классических авторов. Многие выбыли в ходе самого состязания; другим не хватило сил и внимания для правильного выполнения заданий. Наконец, наступило последнее испытание: загадки.
На четвертой Рамзес споткнулся: спрашивалось, как писец может обратить смерть в жизнь. Он не представлял себе, что простой писец обладает такой силой! Никто не смог дать удовлетворительного ответа. Этот промах в сумме с мелкими помарками должен был исключить его из числа претендентов. Как он ни старался, все было бесполезно; решение загадки ускользало от него.
Даже если он провалится, он все равно не бросит Амени. Он отвезет его в пустыню, к Сетау и его змеям; лучше было ежечасно подвергаться опасности, чем вести борьбу на выживание, будучи узником.
Павиан слез с пальмы и незаметно проник в зал, где проходил экзамен; наблюдатели не успели вмешаться, и животное вскарабкалось на плечи Рамзесу, который по-прежнему оставался невозмутимым. Обезьяна шепнула несколько слов на ухо Рамзесу и исчезла так же внезапно, как и появилась.
На несколько мгновений царский сын и священное животное бога Тота, создавшего иероглифы, слились в единое существо; их мысли соединились, разум одного водил рукой другого.
Рамзес прочел ответ, который был ему продиктован: скребок из мелкого песчаника, с помощью которого писарь снимал слой исписанного гипса, чтобы заменить его новым слоем, позволял ему превращать мертвую доску в живую, которой опять можно было пользоваться как новой.
Амени был так слаб, что не мог уже поднять корзину; кости его не выдерживали, готовые вот-вот надломиться, шея торчала колом, как мертвый сук. Даже если бы его стали бить, он не смог бы двигаться вперед. Как безжалостна порой была судьба! Читать, писать, выводить иероглифы, внимать словам мудрецов, переписывать тексты, на которых основывалась цивилизация… О каком замечательном будущем он загадывал! В последний раз он попытался сдвинуть с места груз.
Чья-то сильная рука подняла корзину.
— Рамзес!
— Что ты думаешь об этом предмете?
Царевич указал своему другу на коробку кистей, вырезанную из дерева и позолоченную, в виде колонны, увенчанной цветком лилии с верхушкой конической формы для полировки надписи.
— Какая замечательная вещь!
— Она твоя, если ты расшифруешь надпись.
— «Пусть священный павиан Тота защитит царского писца»… Она же совсем простая!
— Я, Рамзес, как царский писец беру тебя в свои личные секретари.
9
Тростниковая хижина, построенная на краю поля, засеянного пшеницей, ночью пустовала; вот почему красавица Исет и Рамзес выбрали именно это место для уединения, охраняемые Неспящим, готовым прогнать любого непрошеного гостя.
Молодые ладили как нельзя лучше: чувственные, изобретательные, страстные, неутомимые, они могли часами услаждать друг друга, не проронив не слова.
Той ночью, томная и удовлетворенная, красавица Исет, склонив голову на грудь возлюбленному, тихонько запела.
— Почему ты осталась со мной?
— Потому что ты стал царским писцом.
— Девушка с таким положением, как у тебя, разве не должна рассчитывать на нечто большее?
— Соединить жизнь с сыном Сети… Есть ли более завидная доля?
— Выйти замуж за будущего фараона.
Красавица сморщила носик.
— Я думала об этом… Но он мне не нравится: слишком жирный, слишком грузный, слишком хитрый. Меня отвращает сама мысль о том, что он ко мне прикоснется. Я решила любить тебя.
— Решила?
— Каждое человеческое существо обладает силой любить; одни покоряют, другие позволяют себя покорить. Я не стану игрушкой мужчины, пусть самого правителя; я выбрала тебя, Рамзес, и ты выберешь меня, потому что мы одного племени.
Еще не остыв после горячки бурной ночи, проведенной в объятиях любовницы, Рамзес проходил по саду своей резиденции, когда Амени появился из дверей его дома, как раз перед клумбой, усеянной ирисами, и преградил ему путь.
— Я должен с тобой поговорить.
— Я хочу спать… Ты можешь немного подождать?
— Нет, нет! Это очень серьезно.
— В таком случае принеси мне чего-нибудь, я хочу пить.
— Молоко, свежий хлеб, финики и мед — царский завтрак уже ждет тебя. Но прежде царский писец Рамзес должен узнать, что он вместе с его сослуживцами приглашен на прием во дворец.
— Ты хочешь сказать… к моему отцу?
— Есть только один Сети.
— Во дворец по приглашению! Еще одна из твоих странных фантазий?
— Сообщать тебе важные новости — одна из моих первейших обязанностей.
— Во дворец…
Рамзес мечтал о том, чтобы еще раз встретиться с отцом; будучи царским писцом, он, несомненно, имел право на короткий разговор. Что же сказать ему? Возмутиться, потребовать объяснений, высказать недовольство своим положением, узнать, чего отец ждет от него, спросить, какую судьбу он ему уготовил… У Рамзеса еще было время все это обдумать.
— И другая новость, не столь ободряющая.
— Говори.
— Две из тех палочек черных чернил, которые мне вчера доставили, отвратительного качества. Я всегда проверяю их, прежде чем использовать, и не зря.
