управляют. Правительства, которые уверены в своей законности, не страдают манией преследования по поводу таких организаций, как Falun Cong
Поскольку уровень доходов населения в Китае все-таки намного ниже этой планки, нельзя утверждать, что страна опровергла это правило. А по мере роста жизненных стандартов в Китае все более насущным становится вопрос о политических реформах. В том, что режим в ближайшие пятнадцать лет столкнется с серьезными вызовами, сомневаться почти не приходится, хотя это вовсе и не означает, что Китай в одночасье перейдет к либеральной демократии в западном стиле. Скорее всего, на первом этапе режим трансформируется в «смешанный» - наподобие режимов, сформировавшихся во многих западных странах в XIX веке или в южноазиатских странах в 1970-1980-х годах, в которых элементы иерархии и контроля со стороны элиты сочетались с участием широких народных слоев. Не забывайте, что Япония - самая зрелая демократия в Южной Азии, при этом ее правящая партия остается у власти уже шестьдесят лет.
В конце 2006 года, на встрече с американской делегацией, у китайского премьера Вэня Цзябао спросили, что китайские лидеры имеют в виду под словом «демократия», когда они говорят о том, что Китай к ней движется. Вэнь объяснил, что с его точки зрения, демократия содержит три ключевых компонента: «выборы, независимую судебную систему и контроль на основе сдержек и противовесов». Ту делегацию возглавлял Джон Торнтон, бывший президент
Маленьких шажков может оказаться недостаточно. Коммунистам, правящим Китаем, следовало бы прочитать, или перечитать, их Маркса. Карл Маркс был неважным экономистом и идеологом, но весьма одаренным обществоведом. Одно из его главных прозрений заключалось в том, что когда в обществе меняются экономические основания, покоящаяся на них политическая надстройка также неизбежно меняется. Маркс считал, что, когда общества становятся более ориентированными на рынок, они имеют тенденцию поворачиваться к демократии. История подтверждает эту связь между рыночной экономикой и демократией, хотя, конечно, встречаются и некоторые временные отставания. Если исключить те страны, чье богатство основано на нефти, то во всем мире сегодня существует лишь одна страна, которая достигла западного уровня экономического развития, но в которой демократия еще работает не в полную силу - это Сингапур. Но Сингапур - маленький город-государство с невероятно компетентной правящей элитой - остается исключением. Многие лидеры пытались скопировать виртуозные действия Ли Куан Ю, который сумел сделать страну процветающим и современным государством, сохраняя при этом политическое господство. Но никому это толком не удавалось. Но даже Сингапур быстро меняется, становясь более открытым обществом - а в некоторых вопросах (особенно культурных и социальных, вроде отношения к гомосексуализму) даже более открытым, чем другие южноазиатские общества. И если мы посмотрим на те страны, у которых за плечами десятки лет развития, от Южной Кореи до Аргентины и Турции, мы увидим, что модель остается неизменной: либеральная демократия приходит тогда, когда рыночная экономика достигает размеров, при которых обеспечивается определенный средний уровень доходов населения. Как отмечали многие ученые, это, вероятно, наиболее важное и наиболее подтвержденное документальными данными обобщение в политической науке.
Многие представители молодого поколения китайских лидеров понимают дилемму, перед которой стоит страна, и в частных беседах говорят о необходимости сделать собственную политическую систему менее жесткой. «Самые мыслящие люди в партии изучают не экономические реформы, - говорил мне один молодой китайский журналист со связями в пекинской правящей элите, - а реформы политические». Сингапурские министры подтверждают, что китайские официальные лица подолгу изучают систему, которую построил Ли Куан Ю, коммунистическая партия также посылала свои делегации в Японию и Швецию, пытаясь понять, каким образом в этих странах удалось создать демократический строй, в котором правит одна партия. Они внимательно изучают политическую систему, правила проведения выборов, формальные и неформальные преимущества партии, препятствия, которые приходится преодолевать аутсайдерам. Мнимые это усилия или попытки найти новые пути для сохранения контроля - все же они говорят о том, что партия осознает необходимость перемен. Вызов, который стоит перед Китаем, не технократический - это политический вызов. Это вопрос не реформирования власти, это вопрос отказа от власти - в результате придется забыть о давнишних интересах, разорвать сети покровительства, отказаться от статусных привилегий. Ни одна из этих мер не будет означать полного отказа от правительственного контроля - по крайней мере на ближайшее время - однако они сократят его масштаб, уменьшат роль партии и ее авторитет. Но даже при всех этих новомодных тренингах по менеджменту готова ли коммунистическая партия совершить такой скачок?
Большинство автократий, которые модернизировали свою экономику - Тайвань, Южная Корея, Португалия, - пережили последовавшие за этим политические перемены и обрели большую стабильность и легитимность. Перед Пекином и раньше стояли непростые задачи, и ему удавалось с ними справляться. И даже если режим не сможет осуществить такой переход, политическая нестабильность и отсутствие порядка вовсе не обязательно остановят рост китайской экономики. Каким бы ни было будущее его политической системы, вряд ли Китай сойдет с мировой сцены. Даже если нынешний режим рухнет - или скорее расколется на фракции, - силы, которые питают экономический подъем страны, никуда не исчезнут. Франция после революции прошла через двухвековой политический кризис - через две империи, одну полуфашистскую диктатуру и четыре республики. Но, несмотря на политические передряги, экономически она процветала, оставаясь одной из богатейших в мире стран.
Китай изголодался по успеху, и это может служить основной причиной его устойчивого роста. В XX веке, после сотен лет нищеты, страна пережила крушение империи, гражданскую войну и революцию и очутилась в коммунизме чудовищного маоистского разлива. Во времена «Большого скачка», жестокого эксперимента по коллективизации, страна потеряла 38 миллионов человек. В отличие от Индии, которая, вопреки медленному экономическому росту, могла хотя бы гордиться своей демократией, Китаю к началу 1970-х гордиться было нечем. Затем наступило время реформ Дэна. Сегодня китайских лидеров, бизнесменов и народ в целом объединяет одно стремление: они хотят двигаться вперед. И они вряд ли случайно позабудут о трех десятилетиях относительной стабильности и процветания.
ФОНАРЬ ПОД СПУДОМ
Что бы ни происходило внутри Китая, это всегда отражается на международной жизни. Его подъем - экономический, политический, военный - означает, что его влияние распространяется далеко за пределами страны. Стран, обладающих такой способностью, не так уж много. Их сегодняшний список - Соединенные Штаты, Великобритания, Франция, Германия, Россия - за последние два столетия мало изменился. Великие державы подобны оперным дивам: их выход на международную сцену и уход с нее сопровождаются большой суматохой. Вспомните о подъеме Германии и Японии в начале XX
