Большой дьяк Осип (Непея) Григорьев известен нам по описи Царского архива. Он привозил грамоту «английского короля» после посольства 1567/68 г. в Англию[911]. По Тверскому дворцу еще в июне 1566 г. служил, вероятно, Андрей Никитич Батанов, происходивший из новгородских помещиков[912].
Несколько дьяков как специалисты по вопросам, непосредственно связанным с Ливонской войной, на собор 1566 г. были вызваны с мест.
Долгое время находился в Смоленске дьяк Анфим, сын благовещенского протопопа Сильвестра[913]. Вместе с ним смоленскими делами, во всяком случае до января 1564 г. (а скорее всего, и позднее), ведал дьяк Истома Кузьмин[914]. После собора Истома снова попал в Смоленск[915]. Есть сведения о том, что Истома Кузьмин некоторое время служил в Казанском дворце с князем М.И. Вороным-Волынским[916]. Это было во время составления И.М. Висковатым одной из описей Царского архива[917]. У Истомы в Казани был свой двор[918]. Служивший в 1566 г. в Дворцовом (земском) приказе Василий Ступа Андреев еще в середине XVI в. был большим дьяком[919].
О некоторых дьяках у нас сохранились лишь отрывочные сведения. Кузьма Васильев сын Румянцев с осени 1567 г. служил дьяком в Новгороде. Второй Бунков был, очевидно, сыном новгородского ямского дьяка[920]. В середине XVI в. большими дьяками были Иван Юмин и Тимофей Яковлев сын Горышкин[921]. Опричный дьяк Дмитрий Михайлов сын Пивов происходил из землевладельцев Ярославского уезда. Владел небольшой вотчиной в том же уезде в 1568–1569 гг. дьяк Никита Мотовилов[922]. Из коломенских детей боярских вышел Петр Иванов сын Шерефединов[923] , родственник опричного дьяка Андрея Васильевича Шерефединова. О восьми дьяках нам известно немного[924].
Но даже из приведенного краткого обзора видно, что на Земском соборе присутствовали главы основных приказов. Дьяки, как мы видим, по своему социально-экономическому положению происходили, очевидно, из дворянской среды. Этим в значительной степени и объясняется общность их позиции с детьми боярскими по вопросу о Ливонской войне на соборе 1566 г.
Кроме освященного собора, думы, дворянства и приказных лиц в соборных заседаниях 1566 г. впервые принимали участие представители «третьего сословия» — купечества.
0 12 московских гостях — высшем слое купечества — мы, к сожалению, знаем очень мало. Вероятно, из Новгорода вышел первый из названных в приговоре гостей — Юрий Борисович Глазев[925]. Много гостей, как установил В.Е. Сыроечковский, происходило из числа купцов- сурожан[926]. Родичем сурожанина Федора Родионовича Сузина (умер в 1490 г. в Кафе) был гость Василий Сузин: он в 1541–1554 гг. вел торговые операции с виленцами[927]. Участник собора 1566 г. гость Михаил Петрович Подушкин, вероятно, приходился родичем Ивану Владимировичу Подушке, который в конце XV в. был близок к Казенному двору, ведавшему торговлей с Югом.
В 80-90-х годах XV в. с Крымом вел торговые операции Семен Андреевич Хозников. Он умер, очевидно, там же. В 1523 г. Василий III послал грамоту Сулейману I, чтобы тот вернул «животы» (имущество — A.3.) Семена его сыну Васюку[928]. Среди видных гостей, участвовавших в земском соборе 1566 г., мы находим Алексея Алексеевича Хозникова[929]. По мнению М.Н. Тихомирова, он происходил из псковских гостей Хозиных[930]. Это сомнительно. Гость Алексей Алексеевич Хозников в июне 1567 г. ведал сбором таможенных пошлин в Нижнем Новгороде[931] . В 1569 г. он был отправлен послом к персидскому шаху[В 1533 г. его отец был в Москве городовым приказчиком] (ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 412).].
Григорий Федорович Тараканов происходил, вероятно, из старинной московской купеческой фамилии. Его предки еще в конце XV в. были переведены в Новгород, где сделались крупными торговыми людьми. Владимир Тараканов еще в 1502 г. был старостой. Филат Тараканов в 1530 г. вел дела с литовскими купцами. Староста Василий Никитич Тараканов и его дети построили в 1520–1538 гг. две церкви[932]. Позднее Таракановы снова попали в Москву[933]. Один из Таракановых (Петр) был в середине XVI в. большим дьяком[934]. В 1569 г. в Москву «вывели» 150 семей новгородских купцов, среди которых было пять семей старых «москвичей», т. е., вероятно, и Таракановых[935]. Во всяком случае новгородский двор гостя Федора Тараканова (вероятно, отца Г.Ф. Тараканова) был отдан Б.Я. Бельскому[936].
Еще в 1487–1500 гг. среди торговых людей, ведших то крупные, то мелкие операции со странами Востока, мы встречаем Дмитрия и Гавриила Котковых[937]. А в числе «гостей» на соборе 1566 г. присутствовал Иван Котков. Среди них же был и Иван Иванов сын Афанасьев. В конце XV в. крупными купцами-сурожанами были Гридя Афанасов и его дети Семен и Аксен[938]. Афанасьевы торговали в Сурожском ряду и много времени спустя — еще в XVII в.[939] Устойчивость крупных купеческих фамилий XVI в. — примечательное явление в социально-экономической жизни России, свидетельствующее о возросшей роли торгового капитала. Летом 1567 г. гость Иван Афанасьев был отправлен в Антверпен[940]. Весной того же года в «Святую гору» послали двух других участников собора 1566 г. — гостя Ивана Коткова и «смольнянина» Афанасия Глядова. Оба они названы в летописном рассказе купцами[941].
Вторую группу торговых людей на соборе 1566 г. составляли торговые люди москвичи и смольняне. Исходя из того что на соборе 1598 г. присутствовали гости и старосты (сотские) гостиной, суконной и черных сотен. В.О. Ключевский предположил, что «москвичи — торговые люди» в 1566 г. представляли гостиную, а «смольняне» — суконную сотни[942]. В.Ф. Владимирский-Буданов, С.Л. Авалиани[943] считали «смольнян» людьми торговыми из Смоленска. К ним присоединился и М.Н. Тихомиров [944]. С.В. Бахрушин видит в смольнянах сведенцев в Москву из Смоленска. Он возражает Ключевскому, считавшему, «будто смольняне явились ядром будущей гостиной (описка; надо: «суконной» — Л.З.) сотни»[945]. То, что смольняне происходили из смоленских сведенцев, устанавливается документально. В Дмитров, как сообщает грамота 1549 г., «приезжают торговати свеленцы смольняне, паны московские, Тиша Смывалов да Федько Кадигробов с товарами»[946]. Тимофей Смывалов — это смольнянин из приговора 1566 г. В 1567 г. он вместе с Иваном Афанасьевым поехал с торговой миссией в Антверпен. «Смольнян» из Смоленска и «московских жильцов» знали орешковская (1563 г.) и новгородская (1571 г.) таможенные грамоты[947]. Кстати, такими же сведенцами были, наверное, Поспей Угличанин, Григорий и Андрей Переславцы и Иван Чудинов сын Костромитин. Именно из смоленских сведенцев и образовалась суконная сотня, привилегированная торговая корпорация, ведшая торговлю с Западом.
С конца XV — начала XVI в. лондонские («лунские») сукна на Руси начинают преобладать над всеми остальными сортами этих тканей. Английские ткани поступали на Русь по преимуществу через Литву[948], с которой торговля сосредоточивалась в Смоленске и Москве. Поэтому у «смольнян» в Москве был свой «суконный ряд»[949]. Если о москвичах торговых людях мы знаем крайне мало (Борис Чуркин к 1598 г. стал гостем), то несколько больше осталось известий о смольнянах. Афанасий Юдин к 1598 г. сделался уже гостем и крупным торговым человеком. Английские купцы Антон Марш и Ульян Фомин в 1589 г. были должны ему 6200 р., т. е. очень значительную сумму денег[950].
Вероятно, родичами Игнатия Твердикова были гость Григорий (1598 г.) и Максим (1610 г.) Твердиковы. Степан Твердиков был дьяком на Казенном дворе при царе Федоре. Он вел также торговые операции с англичанами[951]. Возможно, связи с ними он установил в 1567 г., когда москвич торговый человек Федот Погорелый и Степан Твердиков были посланы в Англию[952]. Степан Твердиков еще до этого побывал в Антверпене и в 1566 г. в
