Среди участников Земского собора около десятка лиц в разное время входили в опричный двор. В их числе назовем М.В. Годунова. В опричнине, по данным В.Б. Кобрина, служили пять Годуновых и, возможно, все остальные. Прямые данные об их опричных службах относятся ужо к сентябрю 1567 г.[1013] Ф.М. Денисьев-Булгаков упомянут как опричник только в сентябре 1570 г.[1014] Данных о его службе в 1564–1569 гг. у нас нет. Поэтому трудно сказать, был ли он к моменту заседаний собора опричником или нет. С 1571 г. входил в государев двор опричник P.M. Пивов[1015]. Наиболее ранние сведения об опричной службе А.М. Старого-Милюкова относятся к 1571 г.[1016] П.И. Барятинский опричником был в 1569–1570 гг.[1017] О его более ранних разрядных службах ничего не известно. Р.В. Алферьев, несомненно, был среди опричников в октябре 1567 г.[1018] О его службе в 1566 г. сведений не сохранилось. К 1570 г. относит В.Б. Кобрин включение в опричнину князя Н.Р Одоевского[1019], считая, что в 1569–1570 гг. и в более раннее время он еще был земским воеводою[1020]. Четверо Охлябининых служили в опричнине. Один из них, князь Роман Васильевич, участвовал в соборных заседаниях 1566 г. Был ли он опричником или земским в 1566 г., мы ничего определенного сказать не можем. Самые ранние сведения о его опричной службе относятся к сентябрю 1567 г. К сожалению, нет никаких сведений о службах в 1566– 1568 гг. В.И. Телятевского, который в 1569 г. уже, бесспорно, был опричником. Его племянник А.П. Телятевский вошел в опричнину при ее учреждении. В опричнине со времени ее введения находился Федор Семенович Черемисинов и во всяком случае с 1570 г. его племянник Демид.
Таким образом, категорически утверждать, что среди соборных представителей не было опричников, мы не можем. На соборе 1566 г. могли присутствовать служилые люди и дьяки государева двора. Их могло быть, конечно, немного, но это объяснялось тем. что в 1566 г. опричная политика переживала еще свою начальную стадию: ее расцвет относится к 1567–1569 гг.
Важность самих вопросов, подлежащих рассмотрению собора, их общегосударственное значение также говорят скорее о том, что круг лиц, присутствовавших на соборе, не должен был ограничиваться земщиной. К тому же самый состав участников (с преобладанием дворянства западных районов страны) свидетельствовал о том, что при созыве собора деление страны на опричные и земские районы не было принято во внимание.
После окончания заседаний Земского собора произошло событие, которое оказало большое влияние на ход дальнейшего развития опричной политики Ивана IV. Уже П.А. Садиков предположил, что вскоре после назначения митрополитом Филиппа Колычева (25 июля 1566 г.) состоялось выступление ряда участников Земского собора против опричнины. В результате этого выступления в конце 1566 г. были казнены В.Ф. Рыбин-Пронский, И.М. Карамышев[1021] и К.С. Бундов. Все трое действительно участвовали в земском соборе 1566 г.[1022] Карамышев и Рыбин-Пронский были казнены до 2 февраля 1567 г. В дипломатических документах их казнь объяснена тем, что «они мыслили над государем и над государскою землею лихо»[1023]. Однако и И. Таубе, и Э. Крузе связывали их казнь с публичным обличением Ивана Грозного митрополитом Филиппом, которое произошло в марте 1568 г. [1024] То, что выступление Рыбина-Пронского и других состоялось именно в 1566 г., явствует из сопоставления свидетельств Шлихтинга и Курбского. Шлихтинг пишет, что «в 1566 году сошлись многие знатные лица, даже придворные», в числе более 300 человек и обратились к Грозному со словами протеста против опричных репрессий. Ответом на это были казни некоторых выступавших[1025]. Курбский, сообщив о казни В. Рыбина-Пронского, прибавляет, «В той же день и иных не мало благородных мужей нарочитых воин, аки двести, избиенно; а нецыи глаголют и вящей»[1026]. Таким образом, предположение П.А. Садикова о выступлении в 1566 г. ряда членов земского собора следует признать вполне обоснованным. Оно подтверждается и свидетельством Пискаревского летописца, сообщавшего (правда, без точного указания на время), что «и бысть в людях ненависть на царя от всех людей и биша ому челом и даша ему челобитную за руками о опришнине, что не достоит сему быти»[1027].
Л.М. Сухотин, ссылаясь на Шлихтинга и Одерборна, считает, что в 1566 г. выступила знать с прошением о прекращении казней. Во главе ее якобы находился боярин князь Телятевский[1028]. Однако боярин Петр Иванович Телятевский умер уже к началу 1565 г., а остальные Телятевские — его дети Андрей и Иван и брат Василий — служили в опричнине еще в 1569 г.[1029] Одерборн, источниками которого были Таубе, Крузе и Гваньини, соединил сведения о выступлении участников собора 1566 г. и о «заговоре Челяднина». Поэтому самостоятельного значения его рассказ не имеет.
Среди известных в настоящее время лиц, протестовавших в 1566 г. против опричных казней, значительный интерес представляет фигура В.Ф. Рыбина-Пронского, выступление которого, возможно, связано с семейными простарицкими традициями. У родоначальника Пронских Ивана Владимировича было три сына: Федор, Иван Нелюб, Андрей Сухорук. Первая ветвь оборвалась на правнуках Федора, которые сбежали по неизвестным причинам в Литву. Правнук Нелюба — Иван Шемяка около 1549 г. был назначен боярином и вскоре после этого умер. Его дети Юрий и Иван служили в 50-х годах на Тарусе. Первый около 1555 г. получил звание боярина и вскоре умер, второй, вероятно в 50-х годах, постригся в Троицкий монастырь[1030]. Юрий, Иван, а также Никита Пронские в родословных показаны бездетными. Все четыре внука Андрея Сухорука получили боярский титул: Юрий и Иван (умер в плену после битвы под Оршей 1514 г.) — у Василия III, а Федор — у Андрея Ивановича (вместе с ним после событий 1530 г. умер в темнице[1031]) и, наконец, Данила Дмитриевич, женатый на сестре Владимира Старицкого[1032] . Князь Данила некоторое время (с 1547 по 1551 г.) боярствовал у царя.
В.Ф. Рыбин-Пронский был внуком Юрия Дмитриевича. Его двоюродным братом был известный боярин И.И. Турунтай-Пронский, погибший вскоре после 1568 г. Служебные связи последнего со старицким домом послужили причиной поддержки им в 1553 г. кандидатуры Владимира Андреевича, что и привело в конечном счете его к гибели. Сын Федора Дмитриевича Константин был воеводой князя Андрея Ивановича во время похода войск Елены Глинской на Старицу в 1537 г.[1033], а его дети Андрей и Василий служили в 50-х годах в государеве дворе на Старице. Наиболее благоприятно сложилась судьба детей Д.Д. Пронского Петра и Семена, в середине века служивших при дворе по Юрьеву, а позднее ставших опричными боярами[1034].
О самом Василии Федоровиче Рыбине известно немного. В 50-х годах XVI в. он служил в государеве дворе сначала по Костроме, потом по Рузе. Материальные дела его не были блестящими, иначе бы он не заложил в 1559 г. свое село в Пошехонье (за 300 рублей) Кириллову монастырю[1035]. В 1564/65 г. его имя мы находим в списке поручителей по боярине Л.А. Салтыкове и его детям[1036]. Семейные связи В.Ф. Рыбина-Пронского во многом напоминают родовое окружение митрополита Филиппа: род Колычевых был близок князьям старицкого дома, причем некоторые из них вошли в опричнину, резко улучшив свое служебное положение.
Выступление В.Ф. Рыбина-Пронского в 1566 г., как уже говорилось, могло быть вызвано старицкими симпатиями. Но не исключена тут и личная обида. Дело в том, что в роду князей Пронских, уже со времени Василия III неизменно входивших в состав Боярской думы, он был ближайшим (по старшинству) кандидатом, которого следовало произвести в бояре. Однако в опричные годы Иван IV вообще не склонен был расширять состав этого учреждения — оплота феодальной аристократии. Когда же он назначал бояр, то главным образом из числа опричников. Боярином сделался уже в 1565–1566 гг. П.Д. Пронский, опричник (из младшей ветви фамилии)[1037], а назначение В.Ф. Рыбина- Пронского в Думу так и не состоялось.
Другой казненный, И.М. Карамышев, принадлежал к верхнему слою московского дворянства[1038]. В 50-х годах полтора десятка Карамышевых считались дворовыми детьми боярскими, служившими по Волоколамску, Ржеве, Стародубу и Бежецкому Верху. Интересующий нас сын боярский первой статьи Иван Михайлович Карамышев, вероятно, служил по Пскову[1039]. Его отец и дяди Яков, Иван (дворовый сын боярский по Волоку) и Никита (дворовый сын боярский по Ржеве) еще при Василии III получили в кормление новгородские городки Демон
